Роджер Леви - Платформа [litres]

– Синт – единственное, что у меня было настоящего, – прошептала она.

– Рейзер была важна для Синт. И для Алефа.

– Да. Теперь я это понимаю. – Она собралась с мыслями. Что там он начал рассказывать о Жизнях? – Разве Жизни не реальны, Алеф?

– Жизни реальны не в прямом смысле этого слова.

Сердце Рейзер билось неприятно быстро, одежда промокала от пота.

– Я не понимаю. Объясни подробнее.

– Ограниченный диапазон человеческих переживаний и реакций на раздражители перерабатывается в уникальные Жизни. Основными источниками информации являются Песнь, «ПравдивыеРассказы» и памятники писателей, работающих на «ПравдивыеРассказы». Вымышленная информация не используется.

Она больше не пугалась; она ничего не чувствовала.

– Но ведь нейрид… нейрид является источником информации.

Это был не вопрос.

– Алеф, что такое нейрид, если не источник информации? – Собственный голос словно доносился до нее издалека.

– Нейрид – это гипотетическое изобретение, объясняющее накопление информации о Жизни.

– Его не существует? – прошептала Рейзер в тихое шипение кондиционера. – Нейрид – это выдумка?

– Он важен. Нейрид подобен вере в кота в ящике.

– Поэтому ты говорил мне, что нейрид не был изобретен или открыт. Да?

– Важно все, но существует только Жизнь.

– Но Жизнь не реальна, Алеф. Ты сам сказал, что она не реальна.

Все, во что она верила. Все. Конечно, попадались люди, убежденные, что нейрид не работает, но не было никого, кто бы не верил, что он существует.

– Так реальна она или нет?

– Все Жизни существуют, – сказал Алеф. – Все до одной.

– А маньяк «ПослеЖизни»? Риалобон? А все эти сарки? А… – Она не могла продолжать. Система. Все в ней обращалось вокруг «ПослеЖизни». – Ты лжешь, Алеф. Ты не можешь не лгать.

Но это был не вопрос, и на этот раз Алеф сохранил молчание.

Таллен спал. Рейзер присела рядом с ним и пробежалась ладонью по золотистым волоскам на его руке. Он открыл глаза, зевнул и сел.

– Ты так и не рассказала мне об Алефе, – сказал он.

– Я никому не рассказываю о тех, о ком пишу.

– А обо мне ты пишешь?

Она рассмеялась.

– Нет. Ты все еще выглядишь усталым.

– Мне нравится ходить, – сказал Таллен. – И нравится, что есть к кому возвращаться.

Рейзер взяла его за руку.

– Тебе не хочется покончить с собой?

– Мне никогда этого не хотелось.

– Чем ты займешься, когда все это закончится? – спросила она и поразилась внезапному стуку своего сердца.

– Снова буду чинить вещи. Только не на Хладе. А ты?

– Я знаю, только как рассказывать истории.

– Значит, продолжишь странствовать, – сказал Таллен.

Намекал ли он на что-то? Рейзер не могла его прочесть. Возможно, разговоры с Алефом притупили ее чувствительность.

– У меня есть новый проект, и на него понадобится куча времени. Я могу работать над ним где угодно. – Она задалась вопросом, не фехтует ли сейчас с человеком, не подозревающим о риске травмы.

Он кивнул.

– Это ведь Алеф спас нас, да? Не только меня. Как думаешь, он знает, что делает? Или это все для него только игра?

– Он знает.

Она увлекла Таллена в постель, а после – вспомнила о Бейле и обо всех остальных, с кем спала и о ком писала. Но с Талленом она просто была , а не рассказывала его Синт как историю. Рейзер не знала, сам ли этот факт делал его другим или что-то еще, но между ними не было отстраненности. Она просто наслаждалась им. Может, этого и было достаточно. Ей давно уже не случалось хотеть самого человека, а не только его историю.

– Чему ты улыбаешься?

– Ничему, Таллен. Ты только посмотри на себя.

Она прикоснулась к гладкому металлу его головы и провела ладонью по бугристому канату позвоночника.

Таллен поймал ее руку и прижался к ней губами.

– Так ты расскажешь мне об Алефе?

– Не знаю, возможно ли о нем рассказать.

Ее мнение о рассказах Алефа менялось от секунды к секунде. Теперь Рейзер была уверена, что сознательно он не врал, – но не был ли он сумасшедшим?

– Ты говорил мне, что не способен лгать, Алеф. Но разве ты не сказал Пеллонхорку, что найдешь для него лечение?

– Я думал, что смогу. Так я и сказал. Он просто невнимательно слушал.

– Расскажи мне подробнее о больницах.

– Когда объявляют о новом методе лечения, есть и недавно заболевшие. Больницы лечат недавно заболевших вместе с некоторыми людьми из сарков. Их выбирают случайно, а не голосованием. Голосование ни на что не влияет, однако ряд людей проходит процедуру и излечивается, и их хватает для поддержания иллюзии. Есть множество слоев прикрытия. Они требуют постоянного контроля, но теперь это не имеет значения. – Его взгляд метался по комнате. – Сарки сбрасывают и извлекают из моря, но Жизни не точны и не связаны с телами, и никого никогда не выбирают голосованием.

Похоже, его это не заботило. Рейзер расспрашивала его о Хладе, надеясь выцепить ложь в той части истории, которую знала лучше всего. Но история все равно складывалась. Инстинкты не обманули Бейла. Он запутался потому, что Алеф и Пеллонхорк работали как совместно, так и друг против друга. Они следовали порядку, заведенному еще их отцами, но Пеллонхорк был лидером, и худшим из всех них.

Тем не менее и Алеф участвовал в чудовищных преступлениях. Рейзер пыталась представить себе, как на него в самом начале истории повлияло убийство родителей.

И, если все это было правдой, значит, они с Пеллонхорком действовали и убивали в сговоре, пока Пеллонхорк втайне не связался с неназываемой планетой. Только там поняли правду о нем – поняли, что он способен уничтожить все. Только они предприняли меры. Вот из этого получилась бы история, подумала Рейзер. Но зачем неназываемой планете открываться для Системы? Они явно были более развиты технологически, но в то же время, похоже, их поддерживала духовность. Как такое было возможно? Рейзер всегда думала, что с развитием науки боговерие отмирает. На этом стояла Система. Но, может быть, людей могло связывать что-то не являвшееся ни боговерием Геенны, ни ложью – если это была ложь – «ПослеЖизни».

Диксемексид называл это Вопросом. Неужели все так просто? Мог ли смысл заключаться только в том, чтобы искать, стремиться и не знать ответа, даже не ждать его, а просто быть вместе в этом поиске?

Она отложила эту мысль на потом и спросила:

– Что ты будешь делать, Алеф?

– Я не знаю.

Ночью она приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на спящего Таллена. Он говорил, что Алеф всех их спас, но и все, что было до этого, произошло с позволения Алефа и во многом при его активном участии. Алеф был загадкой. Он не был ни хорошим, ни плохим – он был и тем и другим одновременно.