А. Риддл - Война солнца [litres]

– Мы из НАСА! – кричит Григорий, поднимая меня выше, чтобы солдаты могли меня увидеть.

При виде моего разбитого лица военные морщатся и машут нам, пропуская вперед. Как только в их строю образуется разрыв, люди пытаются пробиться и удержать нас.

Начинается драка, в которой Григорий, Алекс, Эбби и я отчаянно пытаемся защитить Джека и Сару, одновременно с этим проходя через линию солдат. Вокруг нас какое-то размытое пятно из кулаков, ударов и цепляющихся за одежду рук, пытающихся втянуть нас назад. Оскар сражается за нас, его сверхъестественная сила наконец отпугивает нападающих.

Когда мы пересекаем черту, солдаты закрывают брешь. Я смотрю вперед, на открытые двери лифта. Но кабина переполнена – люди толпятся на каждом квадратном дюйме, уставившись на меня в испуге. Человек в углу нажимает кнопки на пульте управления, молча заставляя двери закрыться.

Мы всего в паре-тройке секунд от входа. Не всем хватит места, но, держу пари, мы могли бы вместить детей. Я беру руки Джека и Сары и тяну их к лифту, но двери закрываются, стоит мне до него дойти.

Я отпускаю их, и моя племянница и племянник бегут к своим родителям.

Стоя в одиночестве, тяжело дыша, избитый и весь в синяках, я достаю телефон и проверяю время.

Осталась одна минута.

Я оборачиваюсь и смотрю на склад, на самую печальную сцену, которую когда-либо видел в жизни. Я чувствую, как подступают слезы, и это не только из-за парня, который ударил меня в лицо.

Алекс тянет меня в объятия.

– Спасибо, брат.

Мой голос дрожит от эмоций, когда я отвечаю:

– Ты сделал бы то же самое для меня.

– Наши телефоны были выключены. Мы бы никогда не попали сюда без тебя и Оскара.

Он смотрит вниз на трещину в полу и думает о том же, о чем и я: будет ли еще лифт работать? Слишком поздно использовать аварийный туннель. Он, вероятно, уже обрушился. Мы уже опоздали?

Один за другим солдаты сопровождают людей из толпы, которые должны присоединиться к нам. В основном это дети. Шестилетняя девочка с рыжими волосами и веснушками плачет и зовет своих родителей, которые стоят за линией. Они говорят ей остаться там и повторяют, что скоро придут. Они понимают, что видят свою дочь в последний раз. Но она этого не знает и продолжает звать их.

Женщина примерно того же возраста, что и Эмма, присоединяется к группе, наклоняется, чтобы поговорить с девочкой, и пытается ее успокоить. Она работает в НАСА, но я не могу вспомнить ее имя.

Лифт уже должен был вернуться. Но сейчас я никак не могу на это повлиять.

Я лишь крепко обнимаю Алекса.

Элли бежит ко мне, обнимает мои ноги и прячет в них лицо. Ее голос приглушают звуки дрожащего бункера.

Я наклоняюсь и обнимаю ее.

– Все в порядке, милая. Ты в безопасности. Все будет хорошо.

Я продолжаю говорить эти слова, надеясь, что они станут правдой.

Когда грохот прекращается, Элли спрашивает именно то, о чем я думаю:

– Па?

– Папа придет.

Я произношу эти слова быстро и гораздо увереннее, чем чувствую себя на самом деле.

Держа дочь на руках, я выхожу в прихожую и наблюдаю за внешними дверями, надеясь, что они откроются, и на пороге появится Джеймс.

Секунды тянутся словно часы. Элли кажется тяжелой в моих усталых руках, но я не могу позволить ей уйти прямо сейчас. Я переступаю на свою здоровую ногу, так, чтобы перенести оба наших веса на нее.

Внешние двери открываются, и мое сердце практически разрывается. Оттуда выбегает дюжина людей. В основном дети, но я замечаю несколько военных в униформе и сотрудников НАСА.

Но Джеймса там нет. Как и Алекса. И Эбби. И Григория.

Среди вошедших полковник армии Атлантического Союза, на лычке которого значится фамилия «Эрлс». Он мгновенно берет на себя управление ситуацией.

– Внимание. Прогнозы показывают, что удар астероидов в наших окрестностях неизбежен.

Группа позади меня начинает выкрикивать вопросы, но Эрлс заставляет всех замолчать.

– На разговоры нет времени. Вы должны следовать нашим инструкциям – прямо сейчас.

Он кивает капитану, который начинает направлять солдат. Взрослых и старших детей провожают в столовую, где они приседают под столами, прикрывая голову руками.

Они ведут Элли и меня в жилое крыло, в маленькую комнату с двухъярусными кроватями по бокам. Мы занимаем нижнюю койку. Мэдисон и Аделина лежат напротив нас. Горит свет, и я вижу испуганное лицо моей сестры. Она слегка дрожит, крепко прижимаясь к дочери. Я держу Элли рядом с собой, теряясь в догадках, где Джеймс.

Элли видит, что мы напуганы, и это пугает ее саму. Она начинает рыдать, что-то неразборчиво бормоча. Ее слезы падают на мою шею. Ради нее я бы хотела быть смелой, но сейчас, зная, что нам, вероятно, осталось жить всего несколько секунд, это невозможно. Я прижимаю ее ближе к себе и перемещаюсь, чтобы расположить свое тело над ней, как медведица прикрывает детеныша в ее логове.

Предыдущий удар сопровождался лишь пустым грохотом.

Этот же подобен попаданию в машину пушечного ядра. Нас подбрасывает, как на батуте. Я держу Элли, чувствуя, как моя спина касается второго яруса кровати, после чего мы падаем обратно. Лампы освещения мигают, воздух наполняется пылью. В моих ушах только треск и звон, но постепенно звуки окружающего мира возвращаются, как будто на радиоприемнике прибавляют громкость. Все пространство вокруг меня заполнено криками и плачем.

– Мэдисон! – Я кричу, не в силах увидеть ее. Мой голос звучит тише, чем я ожидаю. Как и ее, – она будто шепчет:

– Я в порядке. А ты?

– Да.

Я смотрю на Элли, которая тиха и спокойна. Ее лицо скрывает изгиб моей шеи, как будто она прячется от опасности вокруг нас. Ее грудь вздымается. Она жива.

– Дорогая, – шепчу я, отрывая дочь от себя. Удивительно, с какой силой она цепляется за меня. – Дорогая, мне нужно посмотреть, есть ли у тебя шишка.

– Па?

До этого момента я сдерживалась, но плотина сорвана, слезы текут, и я не могу их остановить. Я не отвечаю, потому что не доверяю своему голосу. Это лишь еще больше расстроит ее.

Хорошей новостью является то, что она в порядке. На бедре синяк, но лечение не требуется. Другим повезло не так сильно. Снаружи этой комнаты я слышу, как они зовут на помощь.

Я долго обнимаю Элли, глажу ее по волосам и думаю лишь о том, какой будет жизнь сейчас. Наш мир только что разрушили. Снова. Раньше, во время Долгой Зимы, нам было с чего начать. У нас был шанс. Теперь я в этом совсем не уверена.

В первый раз, когда я слышу, как меня зовут, мне кажется, что это лишь мое воображение. Затем меня снова окликают:

– Эмма!

– Я здесь! – кричу я в ответ охрипшим колючим голосом.

Отряхиваясь от пыли, в затянувшей комнату дымке вырисовывается фигура. Лицо разбито, а волосы испачканы потом и пылью. Но Джеймс жив. Должно быть, он спустился в последнюю поездку на лифте, прямо перед ударом. Он наклоняется и обнимает нас, и за всю свою жизнь я никогда не была так благодарна.