Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

«Иди».

Шатаясь, он подошел к окну и погрузился в свет, неистово махая крыльями.

Люцифер приблизился к тому месту на серебряном полу, где совсем недавно стоял Саракаэл. Он опустился на колени, печально глядя перед собой, словно пытался обнаружить останки ангела, которого я уничтожил, щепотку пепла, или частицу кости, или опаленное перо, но там совсем ничего не было. Тогда он поднял на меня глаза.

«Это неправильно, – сказал он. – И несправедливо».

Он плакал; слезы ручьями бежали по лицу. Возможно, Саракаэл первым из ангелов полюбил, зато Люцифер первым проливал слезы. Никогда этого не забуду.

Я бесстрастно смотрел на него.

«Это было справедливо. Он убийца. И потому тоже убит. Ты призвал меня исполнить мое предназначение, и я это сделал».

«Но… он ведь любил . Его нужно было простить. Ему нужно было помочь. Его не следовало вот так уничтожать. Это неправильно ».

«На то была Его воля».

Люцифер замер.

«Тогда, наверное, Его воля неправедна. А голоса во Тьме говорят правду. Как может быть праведным такое?»

«Это правильно. На то Его воля. Я в точности исполнил мое предназначение».

Тыльной стороной ладони он вытер слезы.

«Нет, – спокойно сказал он. И медленно покачал головой. А потом добавил: – Я должен над этим подумать. И теперь я ухожу».

Он подошел к окну, шагнул в небо и исчез.

Мы с Зефкиэлом остались в келье одни. Я подошел к его стулу. Он кивнул.

«Ты исполнил свое предназначение, Рагуил. Не хочешь ли ты вернуться в свою келью и ждать, когда в тебе снова появится нужда?»

Человек на скамейке повернулся ко мне: глаза его искали мой взгляд. До той минуты мне казалось, что на протяжении своего рассказа он едва ли помнил обо мне; он смотрел прямо перед собой и не говорил, а шептал, почти без интонаций. И теперь было похоже, что он меня обнаружил и заговорил именно со мной, а не с ночным эфиром и не с Городом ангелов. И он сказал:

– Я знал, что он прав. Но я не мог тогда вернуться в келью, даже если бы захотел. Мой образ еще не вполне меня покинул, а мое предназначение было исполнено не до конца. И тут все встало на свои места; я увидел всю картину целиком. Как Люцифер, я встал на колени и коснулся лбом серебряного пола.

«Нет, Господи, – сказал я. – Не сейчас».

Зефкиэл поднялся со своего стула.

«Встань. Не годится одному ангелу так вести себя по отношению к другому. Это неправильно. Встань!»

Я покачал головой.

«Отец, ты ведь не ангел», – прошептал я.

Зефкиэл ничего не ответил. На мгновение сердце замерло у меня в груди. Я испугался.

«Отец, мне было поручено узнать, кто ответствен за смерть Каразэла. И я это знаю».

«Ты совершил свое Возмездие, Рагуил».

« Твое Возмездие, Господи».

И тогда он вздохнул и снова сел.

«Ах, мой маленький Рагуил. Проблема с творением заключается в том, что оно оказывается намного лучше, чем предполагалось. Следует ли мне спросить, как ты понял, что это я?»

«Я… даже не знаю, Господи. У тебя нет крыльев. Ты живешь в центре Города и непосредственно надзираешь за Творением. Когда я уничтожил Саракаэла, ты не отвел взгляд. Ты знаешь слишком много вещей. Ты… – Я помолчал, размышляя. – Нет, мне неведомо, как я тебя узнал. Ты сам говоришь, что хорошо меня создал. Только я понял, кто Ты, и понял значение разыгравшейся здесь драмы, когда увидел, как улетал Люцифер».

«И что же ты понял, дитя?»

«Кто убил Каразэла. То есть, по крайней мере, кто дергал за ниточки. Например, кто устроил так, что Каразэл и Саракаэл вместе работали над Любовью , зная, что Каразэл имеет обыкновение слишком глубоко погружаться в работу».

Он обратился ко мне нежно, словно полушутя, как взрослый стал бы говорить с маленьким ребенком:

«Зачем кому-то “дергать за ниточки”, Рагуил?»

«Но ничто ведь не случается безо всяких причин; и причины все в Тебе. Ты подставил Саракаэла. Да, он убил Каразэла, но он это сделал так, чтобы я мог уничтожить его ».

«Но разве это было неправильно?»

Я заглянул в его старые-престарые глаза.

«Это было мое предназначение. Но я не думаю, что это было справедливо. Я думаю, возможно, так было необходимо: уничтожить Саракаэла, чтобы продемонстрировать Люциферу Несправедливость Господню».

И тогда он улыбнулся.

«И для чего же мне это потребовалось?»

«Я… я не знаю. Я понимаю это не больше, чем то, для чего Ты создал Тьму и голоса в ней. Но Ты ведь это сделал. Ты устроил так, что это произошло».

Он кивнул.

«Да. Это так. Люцифер должен тяготиться мыслью о неправедном уничтожении Саракаэла. И это, помимо прочего, ускорит некоторые его поступки. Бедный милый Люцифер. Из всех моих чад его путь будет самым тяжким; ибо он призван сыграть некую роль в предстоящей драме, и эта роль будет грандиозной».

Я все еще стоял на коленях перед Творцом Всего Сущего.

«Что ты теперь будешь делать, Рагуил?» – спросил он.

«Я должен вернуться в свою келью. Мое предназначение исполнено. Я осуществил Возмездие и обнаружил злоумышленника. Этого достаточно. Но, Господи…»

«Да, дитя мое».

«Я чувствую себя нечистым. Запятнанным. Оскверненным. Вероятно, действительно все, что случается, случается согласно Твоей воле, и это хорошо. Но Ты порой оставляешь кровавые следы на Твоих инструментах».

Он кивнул, словно согласившись.

«Если хочешь, Рагуил, ты можешь забыть об этом. Обо всем, что случилось. – А потом Он сказал: – Однако ты не сможешь говорить об этом с другими ангелами, независимо от того, что решишь: помнить или забыть».

«Я буду помнить».

«Это твое право. Но временами тебе будет определенно проще не помнить. Забвение порой дает некую свободу. А теперь, если не возражаешь, – он наклонился, вытащил файл из стопки на полу и открыл его: – у меня есть работа, и мне следует ее продолжить».

Я встал и подошел к окну. Я надеялся, Он меня окликнет, объяснит детали Своего плана, чтобы все изменилось к лучшему. Но Он ничего не сказал, и я оставил Его, ни разу не оглянувшись.

Он замолчал. И молчал так долго – мне даже показалось, он и не дышит, – и я занервничал, предположив, что он уснул или вообще умер.

Но тут он поднялся.

– Ну вот, приятель. Это вся история. Как ты думаешь, стоит она двух сигарет и коробка спичек? – Он спросил без тени иронии, словно это было важно для него.

– Да, – ответил я, – стоит. Но что случилось дальше? Как вы… я хочу сказать, если… – Я умолк.

Теперь на улице было темно, как бывает в предрассветный час. Один за другим гасли уличные фонари, и его силуэт вырисовывался на фоне светлеющего неба. Он сунул руки в карманы.

– Что случилось дальше? Я отправился домой, заблудился и вот теперь нахожусь здесь, очень далеко от дома. Порой совершаешь поступки, о которых сожалеешь, но с этим уже ничего нельзя поделать. Времена меняются. За тобой захлопываются двери. А ты идешь дальше. Тебе это знакомо?