Эвре Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики [litres]

– Какое?

– Что мы когда-нибудь будем иметь счастье умереть.

Главный врач посмотрел на своего пациента с легким сомнением.

– Вам это кажется несколько странным, – продолжал Фиэльд. – Несколько недель тому назад я встретил действительно старого человека. Он был моим и вашим коллегой. В свое время он состоял врачом при дворе Атахуальны. То был мудрый человек. Он открыл вечный двигатель жизни и находился на пути к бессмертию.

В конце концов он превратился в протоплазму. Это эволюция в обратную сторону, – вечный круговорот жизни и смерти. Он мне сказал: человечество держит бессмертие в своих руках. Вечная жизнь не есть благо – это вечное увядание. Есть только одно великое счастье: в сознании, что мы смертны.

Испанский врач пристально посмотрел на своего пациента.

Фиэльд печально улыбнулся.

– Вы, вероятно, думаете, что мой разум обожжен лавой и золой там, в горах… Может быть, вы и правы… А теперь я осмелюсь поблагодарить вас за все заботы и терпение ко мне… Прощайте!

Главный врач долго смотрел вслед тяжелой фигуре, которая, наконец, исчезла за поворотом улицы.

«Эти германцы – сущие мечтатели, – подумал он. – Если бы умереть было бы таким счастьем, то все мы, доктора, были бы совершенно лишними…»

Между тем Фиэльд медленно брел по улицам Иквитоса. Вдруг он повернул в безлюдную улицу и скоро стоял перед красивым тенистым кладбищем обычного романтического типа. Здесь отыскал он свежую могилу. Норвежский доктор скрестил руки в повязках и опустил голову.

– Паквай мой друг, – тихо проговорил он. – Я пришел сказать тебе прощай и до скорого свидания. Ты пожертвовал ради меня жизнью, когда скалы падали кругом нас и пламя освещало наши лица. Ты жил как свободный гражданин великой природы. Ты умер как муж!..

Потом он медленно пошел по направлению к гавани, где под парами стоял зафрахтованный пароход. Он шел в Маноас с грузом каучука.

Поздно вечером рулевой маленького парохода, который с оглушительным старомодным скрипом в машине, стеная, плелся вниз по реке, увидел пассажира, обмотанного повязками, стоявшего на корме и смотревшего на исчезавшие огни Иквитоса. Чужак-великан вел себя весьма своеобразно. Он сильной рукой дергал цепь, висевшую у него на шее. Наконец она лопнула. С минуту он держал цепь в руке. Рулевой заметил, что она была золотая и что к ней была прикреплена какая-то необыкновенная золотая фигурка. Пассажир посмотрел пристально на фигурку, глубоко вздохнул и швырнул цепь далеко в реку.

Затем он повернулся.

Рулевой увидел его глаза, они были тверды и блестели в глухом свете фонаря подобно сине-черной сверкающей стали…

А в больничном саду в окрестностях Иквитоса сидела на другое утро молоденькая девушка с письмом в руке. Тяжелые слезы капали на крупные беспомощные буквы. Она читала и перечитывала их, и дивно прекрасное лицо с унылыми глазами, казалось еще бледнее под зеленью громадных пальм. Первое молодое горе любви окружало сиянием ее голову с матово-золотистыми волосами.

Там стояло:

«…Мы заглянули за границы бессмертия. И мы знаем теперь, что человеческая жизнь может протянуться на большие промежутки времени. Но нет несчастия хуже бессмертия. И люди должны благодарить природу, что они могут умереть прежде, чем первый ветер старости принесет в их сердца и мозги холод и увядание. Я уезжаю с пронзительным звоном косы смерти в ушах. Случалось порой, что жизнь наполняла меня отвращением, – но смерть никогда. Я становлюсь стар, и моим следующим и последующим приключением будет, вероятно, долгая поездка в лодке Харона. Но вы молоды. Все силы жизни бушуют в вас. В вашем возрасте даже горе прекрасно. Поезжайте в Париж к вашим близким. Скоро зашепчет весна в Булонском лесу. Скоро весенний свист скворца застигнет вас на скамье у Каскада. И вы протяните руки навстречу солнцу и насладитесь жизнью и биением каждой жилки. Может быть, мы когда-нибудь встретимся там. Тогда мы выпьем стакан золотистого вина в воспоминание о нашей поездке за бессмертными карликами…»

Она стерла слезы… Спрятала письмо на груди и поднялась с новой тоской в сердце.

Мангровы – леса на приморских и речных низменностях тропических стран, затопляемые приливом и разливом. Они состоят преимущественно из манглей (Rhizophora Mangle). Мангли выпускают из стволов и ветвей воздушные корни, укрепляющиеся в почве и придающие дереву способность выдерживать напор волн. Мангровы образуют такую чащу, что через нее трудно пробираться, тем более, что почва под ними очень вязкая. (Примеч. ред.)

Дикая кошка в Южной Америке, длиною 1,3 метра (Felispardalish). (Примеч. ред.)

Огромные пампасы в Америке. (Примеч. ред.)

Столица южноамериканской республики Перу. (Примет. ред.)

Ш а к о н – испанский миссионер-иезуит, проповедывал христианство в Мексике в 1627–1649 гг. (Примеч. ред.)

Город в Аргентине (Примеч. ред.)

Высочайшая из гор Южной Америки (Примеч. ред.)

Так зовут американцы желтых, которые имеют особый талант жить и устраиваться в странах, бедствующих среди природных своих богатств (Примеч. ред.)

То есть народ, живщий в Америке с незапамятных времен; особый вид человека, Homo americanus. В настоящее время данная теория опровергнута. (Примеч. ред.)

Родился в Перу в 1535 г.; с 1560 г. жил в Испании; умер в 1616 г. Книга его о происхождении инков напечатана в Лиссабоне в 1609 г.; «История Перу» – в 1617 г. (Примеч. ред.)

Олаф Святой, король норвежский, жил в первой половине XI века, убит в сражении в 1030 г. (Примеч. ред.)

Наута стоит при слиянии рек Мараньон и Укаяли (Примеч. ред.)

Оцелот, Felis Perdais, крупная южноамериканская кошка, водится в лесах, самец дико кричит, когда обнаруживает смерть своей самки (Примеч. ред.)

Толедо – город в Испании. (Примеч. ред.)

Франциско де Орельяно – испанский авантюрист, открывший реку Амазонку; родился в начале 16 в., умер в 1549 г. (Примеч. ред.)

Петля на длинной веревке, которую он носил всегда у пояса. (Примеч. ред.)

Небольшая группа островов в Атлантическом океане в 880 километрах на восток от мыса Гаттерса на североамериканском берегу; принадлежит Англии. (Примеч. ред.)