Камиль Фламмарион - Гибель мира [litres]

Кометный хвост все шире и шире раскидывался среди простора небес…

В продолжение тех дней затишья, о которых мы говорили раньше, в общественном мнении произошел было благоприятный поворот. Один астроном, произведя целый ряд ретроспективных вычислений, показал, что Земля уже много раз встречалась с кометами, и всегда это столкновение разрешалось самым безобидным дождем падающих звезд. Но другой ученый, возражая своему сотоварищу, утверждал, что нынешняя комета далеко не походит на рой мелких метеоритов; что она представляет газовую массу, а ядро ее состоит из слепившихся твердых тел. По этому поводу он напомнил о наблюдениях, произведенных над знаменитой исторической кометой 1811 года.

Эта громадная комета действительно оправдывала отчасти опасения народа, и страх перед нею был не совсем призрачным. Достаточно припомнить ее размеры. В длину она достигала 169 миллионов верст, и, значит, была больше, чем расстояние Земли от Солнца; хвост ее на своем конце имел ширину в 23 миллиона верст. Ее голова была около миллиона семисот тысяч верст в диаметре, то есть во сто сорок раз больше поперечника Земли. В этой туманной, замечательно правильной, эллиптической голове видно было блестящее ядро, походившее на звезду и имевшее в поперечнике около 200 тысяч верст. Ядро это казалось чрезвычайно плотным. Комета оставалась видимой в продолжение шестнадцати месяцев и двадцати двух дней. Но, может быть, всего замечательнее в ней было то, что она достигла громадного развития вовсе не вследствие особенной близости своей к Солнцу, так как она подходила к нему не более чем на 140 миллионов верст. Таким образом она все время своей видимости оставалась более чем в 159 миллионах верст от Земли. Если бы она приблизилась к солнцу еще больше, то так как размеры комет вообще становятся тем больше, чем сильнее подвергаются они действию Солнца, вид ее, наверно, был бы еще ужаснее, и она нагнала бы еще больше страха на людей. Массу ее далеко нельзя было считать незначительной.

И если бы она летела прямо к солнцу, в самое его сердце, то ее скорость в момент удара о лучезарное светило была бы более 500 верст в секунду; вследствие одного преобразования такой страшной скорости в теплоту жар солнца внезапно увеличился бы до такой степени, что вся животная и растительная жизнь на Земле совершенно уничтожилась бы в несколько дней…

По этому поводу один физик даже заметил, что комета 1811 года, или другая еще более громадная комета могла бы положить конец миру, даже не касаясь Земли, а просто произведя лишь, так сказать, взрыв света и тепла на Солнце, подобно тому как это обнаружено наблюдением в так называемых новых или временных звездах.

Отсюда делалось заключение, что если бы подобная комета, вместо того чтобы упасть на Солнце, встретила бы на своем пути Землю, то наш мир был бы истреблен огнем. Если же она встретилась бы с Юпитером, то повысила бы его температуру настолько, что вернула бы ему утраченный им собственный свет; планета вновь сделалась бы на некоторое время солнцем, так что наша Земля стала бы освещаться двумя солнцами. Юпитер стал бы тогда маленьким ночным солнцем, гораздо более, однако, ярким, чем Луна; он светил бы своим собственным красным, например рубиновым или гранатовым, светом, обращаясь около нас в двенадцать лет… Ночное солнце! Ведь это значит, что на земном шаре с тех пор почти не было бы ночей!

Наводились справки в самых классических сочинениях по астрономии, читались и перечитывались главы о кометах, написанные Ньютоном, Галлеем, Мопертюи, Лаландом, Лапласом, Араго, Фаем, Ньюкомбом, Гольденом, Деннингом, Робертом Боллем и их последователями. Всего поразительнее было мнение Лапласа, и во всех журналах воспроизводились следующие его подлинные слова:

«Земная ось и самое вращение земли изменятся, моря покинут свое прежнее положение и устремятся к новому экватору; большая часть людей и животных погибнут в этом всемирном потопе или будут уничтожены страшным сотрясением, которому подвергнется земной шар; многие виды животных могут исчезнуть; все памятники человеческого искусства и промышленности будут разрушены – вот какие страшные следствия могло бы произвести столкновение с кометой».

Так шли, быстро сменяя друг друга, суждения и споры, ретроспективные исследования, вычисления, догадки. Но среди всего этого общее внимание сосредоточивалось на двух фактах, подмеченных наблюдением: нынешняя комета представляла значительной плотности ядро, и в ее химическом составе окись углерода несомненно преобладала. Опасения возобновились; страх вновь овладел умами. Ни о чем более не думали, как о комете, ни о чем не говорили, как только о ней. Изобретательные люди уже принялись искать какие-нибудь практические, более или менее осуществимые средства оградить себя от ее влияния. Химики полагали, что можно спасти часть атмосферного кислорода, и придумывали способы отделить этот газ от азота и собрать его в громадных, герметически закупоренных стеклянных сосудах. Один ловкий фармацевт в широковещательных объявлениях уверял, что ему удалось приготовить лепешки из сгущенного кислорода, и распространил свое объявление в восьми миллионах экземпляров. Торговцы умеют извлекать выгоду из всего, даже из всеобщей смерти. Возникло даже несколько акционерных обществ, предлагавших герметически закупорить все отверстия глубоких погребов, и затем в продолжение четырех дней и четырех ночей доставлять туда чистый или даже ароматический кислород в количестве достаточном для потребления данного числа легких. Еще не вся надежда была потеряна. Люди спорили, трепетали, волновались, дрожали от страха, даже умирали… но еще надеялись.

Размеры кометы увеличивались со дня на день…

Последние известия гласили, что комета, приближаясь к Солнцу и подвергаясь действию его теплоты и электричества, должна развиваться все больше и больше, так что в момент встречи своей с землей она будет иметь диаметр в шестьдесят пять раз больше земного, то есть 776 тысяч верст. В каждый час эта грозная десница, занесенная над Землей, приближалась к ней на 140000 верст. Через пять дней трепещущее человечество вздохнет спокойно… или же его не будет больше на свете.

И вот среди всего этого смятения открылось заседание Института, которого все ждали как последнего слова оракула.

Никогда еще на памяти людей громадный гемицикл, построенный в конце двадцатого века, не был переполнен до такой степени слушателями. Была такая страшная давка, что механически невозможно было втиснуть сюда более ни одного человека. Амфитеатр, ложи, трибуны, галерея, лестницы, все проходы, окна, даже ступеньки эстрады – все это было занято стоявшими или сидевшими слушателями. В числе их можно было заметить самого главу объединенной Европы, затем правителей Франции, Италии, Иберии, посланницу Индии, представителей Британии, Германии, Венгрии, России, царя Конго, всех министров, начальника международной биржи, парижского архиепископа, управляющего телефоноскопическими сообщениями, председателя аэронавигационного совета и начальника электрических путей сообщения; далее тут были начальник международной палаты предсказания погоды, все выдающиеся астрономы, химики, физиологи и медики со всей Франции; довольно много правителей общественных дел (называвшихся прежде депутатами или сенаторами), все выдающиеся писатели и художники; одним словом – это собрание представляло собой редкое соединение представителей науки, политики, промышленности, литературы и всех остальных видов человеческой деятельности.