Александр Афанасьев - Спасти СССР. Часть 2 [СИ]

— Не обижусь.

— Ты русский. И что такое национализм — и не знаешь вовсе. Я грузин, но я с кем только не работал, войну прошел. На фронте не смотрели кто, какой национальности. И сколько я потом с предрассудками этими боролся, э…

— Грузины в основном с деревни все, за пределы района не выезжали, людей не знали. Доверять можно только своим. Потому национализм этот и появляется. Никому ничего не объяснишь, упертые как ослы. Да и как тут объяснишь? Если ты с детства знаком с людьми разной национальности, растешь с ними — что ты, своего друга с детства, кунака — врагом назовешь? Нет ведь.

— А если ты скажем, с горной деревни, рос среди своих, мира не видел, понятно что…

Мжаванадзе заметил, что я не слишком впечатлен его словами

— Мы маленький народ. Потому гордый.

— Разве советская власть мало дала поводов гордиться? Кто республику считай из средневековья вытащил всего за одно поколение?!

— Это так. Только…

— Вы не думайте, я их не оправдываю ни в коем разе.

— Не думаю. Как, по-вашему — эмиграция имеет серьезные позиции в республике?

— При мне нет. Сейчас не знаю.

— Они никогда до простых людей достучаться не могли. Там ведь как — через одного князь. Многие на службу фашистам пошли, люди про все про то знали…

Да…

Забегая вперед — одна из поразительных вещей, какая случилась на постсоветском пространстве после 1991 года — какую малую роль в политике и вообще — сыграла эмиграция. В Румынии, например — вернулся король, в Чехии князь Шварценберг одно время был министром иностранных дел, в Сербии… в Хорватии… но не у нас. Не восстановилась ни одна дореволюционная политическая партия. Нет ни одного случая, когда вернувшийся эмигрант стал играть серьезную роль в политике. Кроме разве что Прибалтики. Но во всех остальных республиках — нет.

Даже националисты — уже совсем другие националисты.

Все это надо серьезно обдумать сейчас — в смысле, с теми ли мы боремся, оттуда ли ждем удара. КГБ глушит западные радиостанции и борется с литературой издательства Посев — но посев дал уже свои гнилые всходы. Поднимается поколение насквозь гнилых партийцев, комсомольцев, торгашей, даже диссидентов, которые освоили социал-демократическую, даже коммунистическую риторику — но на деле они совершенно беспринципны и готовы на что угодно ради власти. Они легко переходят из группы в группу, они могут быть и частью власти и ее жесточайшими критиками, причем одновременно, но любая их позиция, какую бы они не занимали — это фейк. Сегодня они клянутся в верности ленинским идеалам, дальше будут распевать "подайте патроны, поручик Голицин", дальше выстаивать в церкви со свечкой, а потом — "Крымнаш". Но все это фейк, у них все фейк пока дело не касается денег…

— Тогда кто мутит воду?

Мжаванадзе не ответил

— Почему в республике так серьезна проблема с наркотиками. Кто не дорабатывает? Милиция? Комсомол?

Снова Мжаванадзе не ответил

— Василий Петрович, давайте так. Вы все еще не чужой человек в республике, верно? Остались у вас телефоны, остались кунаки

Мжаванадзе покачал крупной, старой головой

— Переоцениваете вы меня, Михаил Сергеевич.

— Полагаю, что наоборот. Недооцениваю. Так вот, если вы сделаете пару звонков… и скажете следующее: Москва настроена серьезно. Но если беспорядки прекратятся то мы войдем в положение и учтем ситуацию… по крайней мере для некоторых…

Позвонит Мжаванадзе или нет? Не знаю. Это то что я пока могу сделать отсюда, и потому — делаю. Сработает — не сработает: посмотрим. В любом случае, активность Мжаванадзе да еще от имени генерального секретаря подпалит пятки Шеварднадзе и его комсомольской кодле. А это мне и надо — пусть прикидывают…

Вышел я уже потемну. Точнее, еще светло было, но уже темнело. Гражданские сумерки это называется…

Так как снег, грязища, и дорога неширокая — прямо к даче подъехать не удалось, оставили машины на дороге, а то еще забуксовать не хватало. С двумя охранниками я шел к машинам, по пути прикидывая следующие шаги — а навстречу мне, от дороги, то ли с прогулки шел старик в темном, старомодном пальто…

Я резко остановился. Это же Молотов [10] У Мжаванадзе и Молотова были соседние дачи это правда !

Вячеслав Михайлович Молотов был старейшим членом партии — с 1906 года. Он стал таковым, когда год назад его восстановил в партии Константин Устинович Черненко. До того — он был исключен из партии, когда выступил против Хрущева — помните, "и примкнувший к ним Шепилов", советский Кеннеди? Брежнев его не восстановил и Андропов тоже не восстановил. А вот Черненко восстановил.

Молотов тоже увидел меня — не мог не увидеть. Несколько бронированных ЗИЛов за спиной, охрана. Под ногами — таял последний снег, было то волшебное время, когда солнце уже зашло — но ночь еще не наступила, и голые ветви деревьев — четко, как тушью прорисовывались на фоне темнеющего неба. Гомонили грачи.

Я сделал шаг. Потом еще один шаг…

— Вячеслав Михайлович…

Тот словно не веря, смотрел на меня, на нынешнего Генерального. И явно сравнивал… не мог не сравнивать. Но он был членом партии и для него это было важнее всего. Важнее даже памяти о Хозяине…

— Михаил Сергеевич

Голос у него был не старческий.

И я, понимая, что и это разойдется, и моему имиджу реформатора будет нанесен сокрушительный удар, сказал

— Чаем напоите?

Молотов с Мжаванадзе были соседями, видимо дачи распределялись по алфавитному списку. Но не факт — Молотов занимал бывшую дачу Ягоды. Тут был еще в тридцатые дачный поселок НКВД, с лодочной станцией, теннисными кортами и прочим. Самой дорогой деревней мира — Жуковка еще не стала…

В доме Молотова было тихо, лишь постоянно работало радио, сбивая с толку и раздражая — я никогда, там где жил, никогда не держал включенным радио: бубнеж радио может заглушить звук тихо открытой двери или осторожные шаги или что-то еще — и вообще отучает слушать и слышать. По радио давали какой-то концерт, кроме Молотова в доме была домработница, она наскоро собрала на стол и испуганно убежала. Темнело…

Я думал… а вот что спрашивать? Что спрашивать с человека, который сам, лично подписал больше сотни расстрельных списков? Который не только не останавливал, но и участвовал в работе машины репрессий и террора. О чем?!

Нельзя, кстати сказать, что это только его вина или только вина Сталина… это вина прежде всего общества и системы, в которой отсутствовали необходимые сдержки и противовесы. В конце концов, это интеллигенция десятилетиями прививала людям презрение к закону, верно? Я ведь хорошо знаю историю, а пожив в США — хорошо узнал и американскую историю. В США были и свой Вышинский, и свой Ежов. Сенатор Маккарти создал комитет по расследованию антиамериканской деятельности. Юрист из Минюста по имени Рой Кон, главный обвинитель по делу супругов Розенберг, добившийся смертного приговора — он готов был ради карьеры полстраны пересажать и перестрелять. Рой Кон, кстати, потом стал главным юристом и политическим крестным отцом Дональда Трампа [11] Это правда. И это нуждается в серьезном осмыслении, которое американцы не делают, удовольствовавшись поиском врага за пределами страны — в виде Путина. Но Рой Кон действительно был и именно он первым учил Дональда Трампа основам политики. И надо серьезно задуматься о том, чему научил Трампа этот несостоявшийся американский Вышинский. , он был геем и одновременно преследователем геев, умер от СПИДа. А взять директора Гувера, который сорок восемь лет рулил ФБР? Знаете, на чем они все споткнулись? На судебной системе. Им не удалось запустить механизм чрезвычайного правосудия и лишить граждан США хоть в какой-то мере конституционных прав. Они могли арестовать кого угодно — но им тут же приходилось представлять его в обычный суд, судящий по обычному закону и предоставлять задержанному адвоката. На этом дело об антиамериканской деятельности рассыпалось. Они могли еще вызвать человека на слушанья в комитет Конгресса, предъявить ему обвинения в неуважении к Конгрессу и приговорить — но только за неуважение к Конгрессу. Им удалось так приговорить к реальному сроку только одного человека и нескольких к штрафам, после чего вся их работа рассыпалась. Кстати, современные американские обвинители добились намного большего — теперь можно конфисковывать имущество без решения суда по закону РИКО, и существует порядок обвинения в терроризме и антигосударственной деятельности, по которому человека можно держать под стражей без предъявления обвинения сколько угодно долго. И я не говорю о практике, когда людей осуждают по показаниям информаторов, но самих информаторов из соображений безопасности не представляют в суд и не позволяют защите провести их допрос, то есть лишают обвиняемого одного из фундаментальных прав — знать, кто и в чем его обвиняет. Американцы еще нарвутся со всем с этим, я это хорошо знаю. Но американцы — это американцы, и они — там. А я — здесь, и мне здесь решать задачи, в условиях ограничений, которые установил, в том числе и этот, сидящий передо мной старик.