Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

О своем злосчастном наследии он не знал вплоть до самой юности, хотя еще в раннем детстве сознавал свое превосходство над другими детьми дневного клуба. А когда они смеялись над ним, или дразнили, или не хотели с ним играть, он набрасывался на обидчиков с такой яростью, что никто не мог перед ним устоять. Он не знал, откуда она взялась, знал только, что она есть в нем, словно чудовище, дремлющее на дне озера. Поначалу он стыдился учиненных побоев; кровь может сильно испугать пятилетнего мальчугана. Но каждый раз, когда он со слезами бежал домой, его чужеродное эго пробуждалось, успокаивало его и осушало слезы. Он убеждался, что ничего страшного не произошло, он не совершил никакого преступления, а обидчики понесли заслуженное наказание. Они не должны были так с ним говорить, обзывать его или смеяться. Он чувствовал, что поступил правильно, что он силен и может гордиться своей силой.

Спустя некоторое время чувство вины притупилось и исчезло совсем. И когда приходилось кого-то ударить, он делал это без каких-либо сожалений и угрызений совести. Его лидирующая роль в дневном клубе стала неоспоримой, но причиной тому был страх, а не уважение.

Дариат вместе с матерью жил в квартире космоскреба, отец ушел из семьи в тот год, когда мальчик родился. Он знал, что отец — важная персона и участвует в управлении «Магеллановой МТГ», но каждый раз, когда отец наносил сыну и его матери один из обязательных визитов, мальчик либо хранил мрачное молчание, либо проявлял отчаянную активность. Дариат не любил отца и не понимал этого взрослого мужчину. «Отец слабый, — думал он про себя, — я смогу обойтись без его помощи». Это убеждение было таким же сильным, как любой отпечаток обучающих программ в мозгу. После того как Дариату исполнилось двенадцать, отец перестал их посещать.

В десять лет, когда Дариат получил доступ к дидактическим курсам, он сосредоточился на изучении научных достижений и финансов. Где-то в глубине его разума таилось подозрение, что искусство было бы не менее интересным, но оно проявлялось лишь в минуты недостойной слабости, и гордость от достигнутых успехов и перехода на следующую ступень обучения быстро прогоняла все посторонние мысли. Он стремился к великой цели. В четырнадцать лет возникли затруднения. Он влюбился. Внутренность Валиска сильно отличалась от общепринятых для биотопов тропических и субтропических пейзажей. Рубра остановил свой выбор на покрытой редким кустарником пустыне у северной оконечности, постепенно переходящей в холмистые равнины, поросшие земными и инопланетными травами, за которыми у южной оконечности располагался обязательный для биотопов резервуар с соленой водой.

Дариат полюбил прогулки по широким лугам и наслаждался тонким сочетанием различных растений и всех их оттенков. Детский дневной клуб, в котором он был лидером, давно остался в прошлом. Для подростков были предусмотрены спортивные секции или клубы по интересам. Общение давалось ему нелегко, его жестокость и необузданную ярость помнили слишком многие сверстники, хотя он давно уже не прибегал к грубому насилию. Они сторонились его, а Дариат убеждал себя, что ему все равно. Кто-то сказал ему об этом. Во сне он часто видел, будто гуляет по биотопу с каким-то седовласым старцем. Речи старика и его ободрение стали для Дариата настоящим утешением. И биотоп в этих снах выглядел немного иначе — более роскошным, со множеством цветов и деревьев, среди которых отдыхали счастливые оживленные семьи.

— Он станет таким, когда ты возьмешь власть в свои руки, — постоянно твердил ему старец. — Ты лучший из всех, кого я знал в течение многих десятилетий. Почти такой же, как я сам. Ты вернешь мне былое могущество и богатство.

— Это будущее? — как-то спросил Дариат.

Они стояли в нише на высокой скале и смотрели на площадку перед входом в космоскреб. Вокруг сновали люди, в их движениях были заметны решимость и целеустремленность, какие на Валиске встречались не часто. Все эти люди носили униформу «Магеллановой МТГ». Дариат поднял голову, и северная оконечность Валиска вдруг стала прозрачной. Над причальными кольцами он увидел стаи черноястребов, нагруженных дорогими и редкими товарами с сотен разных планет. Еще дальше виднелось туманное желтоватое пятно, это на фоне кольца газового гиганта медленно вращалась неудачно запущенная фон-неймановская машина.

— Будущее может быть таким, — печально ответил старик. — Если ты согласишься выслушать меня.

— Я согласен, — сказал Дариат. — Я готов слушать.

Схемы, представленные стариком, удивительным образом совпадали со все более крепнущими убеждениями самого Дариата. Бывали дни, когда его голова буквально разрывалась от новых идей и планов, и порой долгие монотонные речи старца из снов будили в его разуме эхо, не утихающее весь следующий день.

Он еще больше полюбил одинокие прогулки по не слишком выразительным просторам биотопа. Только долгая ходьба и исследование незнакомых мест могли хоть немного успокоить его взбудораженные мысли.

Через пять дней после своего четырнадцатого дня рождения он встретил Анастасию Ригель. Она совершала омовения в реке, что бежала по дну глубокой низины. Сначала Дариат услышал ее пение. Он двинулся на голос, обогнул груду валунов и вышел на выступ голого полипа, с которого вода смыла всю почву. Присев за одним из валунов, он стал наблюдать за девушкой, стоящей на коленях у самого края воды.

Она была довольно высокой и очень смуглой, такой темной кожи у жителей Валиска он еще никогда не видел, на вид около двадцати (семнадцать, как он потом узнал) лет. Ноги девушки, казалось, состояли из одних мышц, а длинные, черные, как сажа, волосы завивались локонами и были украшены красными и желтыми бусинами. Ее лицо отличалось изяществом черт, включая маленький носик. На обеих руках поблескивали десятки тонких серебряных и бронзовых браслетов.

На девушке была надета только синяя юбка из тонкого хлопка, и еще какая-то коричневая одежда лежала неподалеку на полипе. Незнакомка плескала водой себе на шею и плечи, и Дариату удалось мельком увидеть приподнятые холмики ее груди. Это было намного лучше, чем подключать возбуждающие АВ-диски и мастурбировать. Теперь он ощутил удивительное спокойствие в душе.

«Она будет моей, — решил он, — обязательно будет». Эта уверенность жгла его огнем.

Девушка поднялась и натянула верхнюю часть одежды. Ею оказалась коричневая безрукавка из мягкой кожи со шнуровкой спереди.

— Теперь ты можешь выйти, — звонким голосом произнесла она.

Ярость вспыхнула в нем всего на миг. А потом он небрежным шагом стал спускаться, словно и не думал за ней подсматривать.