Элизабет Бир - Соленое море и небо

Это было ясное, прохладное и чистое утро. В тот день я поняла, что разобью ей сердце. Лето было в самом разгаре, всего две недели до солнцестояния. Я встала рано под пение птиц, чтобы посмотреть на восход солнца. Я отдыхала от привычной суеты, стирала тексты сообщений и выключила свой дешевенький телефон модели Омни, подарок моего отца на семнадцатилетие.

Существовали только я, море, тихий городок и рассвет. Если бы не отсутствие машин, я бы представила, что вернулась в двадцатый век. Конечно, в те времена уровень моря был ниже, пляж не был защищён волноотбойными стенами, которые сдерживали океан.

Я встала, потому что не могла уснуть. Я была в кино с Шоной, но после того, как она ушла домой, мне было невыносимо думать о ещё одном таком походе. Небольшой таунхаус, в котором я жила вместе с отцом, сводной сестрой и её сыном, казался мне клеткой.

На часах было чуть больше четырёх утра, а на небе уже появились оранжевые и серебряные полосы, звёзды растворялись на свету. Было достаточно светло, поэтому я быстро спустилась вниз по скале, не рискуя разбиться насмерть. Я повернулась так, чтобы справа от меня была вода, а скалы и город — слева. Пальцы наступали на серо-черный базальт, покрытый травой и ракушками, разламывали песчаную поверхность. Низкие, медленные волны шипели у кромки спокойной, мягкой морской глади.

По мере того, как я продвигалась на восток вдоль берега Балбригган, прилив отступал. Моя одежда не подходила для прогулок по пляжу, на мне была юбка, в которой я гуляла вчера, и скользкая обувь, к тому же никакой защиты от солнца. Но юбка была достаточно свободной, чтобы я смогла карабкаться по скалам, особенно если придерживать подол. А полчаса, проведенных на солнце, не навредили бы даже такой бледнолицей рыжеволосой девушке, как я.

Я сняла туфли и привязала их к ремню на своём поясе за шнурки. Так они и висели, ударяясь о моё бедро каждый раз, когда я оставляла мокрый след на песке, пробираясь по ручьям, которые стекали в океан.

Идти нужно было осторожно, чтобы не наступить на камни, ракушки или водоросли, особенно если идешь в предрассветные часы туда, где их полно. Ракушки могли очень сильно изрезать стопу.

Но ничего не случилось бы, если я была бы осторожна. Солнечный свет уже начал освещать лик скалы, накинув алую мантию на её бежевую поверхность, местами покрытую растительностью. Так как я не смотрела прямо на солнце, оно не слепило глаза, но было достаточно светло, чтобы можно было разобрать дорогу.

Тюлени резвились вдоль каменистых рифов, и чем выше я поднималась, тем больше они походили на точки, извивающиеся в воде. Серая цапля летела вдоль морской глади, её медленный размах крыльев отбрасывал волнистую тень, в то время как солнце выглядывало из-за края мира. Вдали, в Ирландском море плыл корабль на полных парусах, сам он в тени, но паруса уже вспыхнули в сиянии солнца, я всё переиграла: я могла представить, что сейчас девятнадцатый век, век исследований и мореплавания, и что я отправлялась в Дублин, чтобы сесть на корабль, который отвез бы меня в Америку, Азию, к миру.

В гавани рыбацкие лодки ожидали прилива, их мачты голые, такелаж провисший. Они много раз уплывали и приплывали обратно. При хорошем ветре можно обойти Уэльс за ночь, но ни одна из них не плавала так далеко.

Они не воодушевляли меня так, как треугольные паруса грузовых суден.

Я не могу тут оставаться — думала я. Я умру, если останусь. Машинально я подумала, что стоило позвонить Шоне или, по крайней мере, написать ей. И так же машинально я подавила свой порыв. Я знала, что она мне сказала бы.

«Не глупи, Билли. Мы есть друг у друга, разве этого не достаточно?»

А должно быть достаточно?

Я повернулась спиной к кораблю и морю и стала взбираться ещё выше, чтобы запечатлеть в памяти прекрасный вид. Когда я добралась до вершины, то поняла, что плачу.

На вершине скалы не было камней, и я смогла аккуратно, чтобы не коснуться крапивы, сесть в травы, спиной к суше, лицом к морю. Солнце светило в глаза, хотя я старалась смотреть вниз. По ту сторону моря была Англия, Лондон, затем континент. Свобода.

Корабль, за которым я наблюдала, плыл на юг к Дублину, и я гадала, что за такой ценный груз решили отправить в долгое морское путешествие. Я знала из истории, что когда-то огромные грузовые судна — и даже авиация! — сжигали органическое топливо, чтобы доставить экзотические фрукты, алкоголь, игрушки со всего света. В те дни было дешевле производить вещи заграницей, а затем доставлять их, чем жить на то, что можно было получить у себя. «Дешёвые иностранные товары» — термин, который я только начала понимать, всё то, что доставлялось издалека, — считалось роскошным и ценным, но не для таких, как я. По крайней мере, не в это время и, впрочем, скорее всего, никогда.

Но путешествия привлекали меня не роскошью. В них была… свобода.

Я получила обязательное образование в прошлом месяце. Но у меня не было никаких шансов поступить в университет с моим-то статусом и способностями, если бы я только смогла получить хорошие оценки… И у меня не было никакого шанса на трудоустройство без высшего образования в университете. Я уже знала, как проведу остаток жизни: здесь в Балбрригане, выживая на минимальные средства, потребляя товары, которые мне бы выделяли. Я смогла бы сводить концы с концами, иметь крышу над головой, но не более. Почти никто не мог теперь позволить себе путешествовать.

Этому миру нужно было намного меньше рабочих рук, чем есть. Царила дефицитная экономика, отголосок прошлого, пришедший в нашу жизнь после законопроекта о нормализации экологической ситуации, который перекочевал в середину двадцать первого века. С таким положением дел большинство людей не могли позволить себе какие-либо излишки.

И я была одной из них.

Также, как мой отец и сестра.

Такой же была и Шона Меллор. По крайней мере, это всегда утешало. Она была в той же западне, что и я, несмотря на то, что её это волновало в меньшей степени. Мы были друг у друга. Так было всегда и будет.

Мы планировали жить вместе, когда нам исполниться восемнадцать, если сможем найти жильё. Мы могли бы подать запрос на пособие, как бездетная нетрадиционная пара, и тогда мы получили бы дополнительную финансовую поддержку, но нам пришлось бы придерживаться этого пути. Быть бездетными. Не давать жизнь ещё одному бесполезному рту, который нужно кормить.

Это было предсказуемо: Шона и я. Мы вместе росли в деревне, были не самыми лучшими друзьями, но мы понимали друг друга, и в пятнадцать лет мы стали парой. У неё была кожа цвета оливы, прямые тёмные волосы, которые развивались на ветру, а её глаза были тёмно-карими и искрились оттенками только на свету.