Даша Пац - Оттепель не наступит [litres]

Он жмурится, поднимает голову к небу, а затем прижимает меня к себе.

– Вообще-то, речь должна была идти о другом…Но…

Хрисан поглаживает меня по затылку. От его пшеничных волос пахнет корицей.

– Не хочу быть банальным, – шепчет он, – не хочу, чтобы было как в дурацких фильмах о любви. Ну, а как иначе?

Хрисан усмехается, а моё сердце замирает.

– Просто знай: я влюблён. Бесповоротно, – он молчит секунду, а затем добавляет: – нет, навсегда. Мне это слово больше нравится.

Я чувствую, как по телу разливается удивительное чувство. Я понимаю его и хочу признаться в ответ.

– Навсегда, – повторяю я, будто смакуя это прекрасное слово.

А потом, опомнившись, спрашиваю:

– Но что ты хотел рассказать? Чем ты был обеспокоен?

Хрисан отодвигается от меня, проводит пальцами по щеке и слегка улыбается:

– Я обещаю тебе рассказать. Завтра встретимся, Юна. И я всё объясню.

Но обещанное завтра так и не наступило.

Всего спустя сутки я лежу на нашей опушке и гляжу в небо, густо затянутое тучами. Вот-вот должен пойти снег, судя по чернющему цвету облаков. Даже на улице темновато, несмотря на полдень.

Моё сердце словно кто-то держит в кулаке и больно сжимает. Мне отчаянно хочется выть, кричать, рвать и метать. Но сил нет.

Я просто лежу и пялюсь в небо, надеясь, что меня засыплет снегом. И больше не придётся возвращаться в проклятый мир, где нет единственного человека, который меня любил.

Которого я любила, но так и не успела сказать об этом.

Я переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь калачиком. В памяти вспыхивают дуры одноклассницы, которые вечно ныли из-за того, что их парень бросил. Тупицы. Как бы я хотела, чтобы меня бросили. Я прижимаю ладони к лицу и со всей силы жмурюсь. Так, что начинает болеть голова.

Когда меня вновь накрывает волна осознания, виски начинают пульсировать. Его нет. Его больше никогда не будет рядом.

Я злюсь на отца, который принёс эти новости.

– Милая. Нам нужно поговорить, – почти шепчет папа.

Я сразу напрягаюсь, потому что забыла, когда он был так ласков со мной.

Сердце ёкает, будто что-то чувствует.

– Юна…У меня есть ужасная новость…Я даже не знаю, как тебе сказать…

Никак…Никак не нужно было говорить. Лучше я буду искать его до конца дней, считая себя брошенной. Или затаю обиду и буду проклинать Хрисана. Но это было бы бессмысленно. Потому что на следующий же день из каждого утюга гремела страшная новость о сгоревшей в пожаре семье.

И когда он произносит ужасные слова, я даже не отвечаю. Будто не верю. Просто выбегаю из квартиры, даже не надев куртку. Мчусь к его дому, не обращая внимания на прохожих и транспорт. По дороге не думаю ни о чём, кроме того, что это ложь.

Но когда стою у сгоревшего дотла деревянного дома, который оцепили, кажется, все полицейские города, хочу просто войти в это пепелище и рассыпаться в прах.

Не помню, как я очутилась на нашей проклятой опушке. И злюсь на себя, что духу хватило сюда прийти.

Я снова поворачиваюсь на спину и проклинаю каждого, кто выразил мне сочувствие. Горите все в аду. Это вы должны были сдохнуть, а он остаться со мной.

Ненависть чувствую не только к сочувствующим. Под раздачу попадают булочки с корицей. И эти глаза, которые из-за яркого цвета, казалось, светились. Любовь тоже пусть катится к чёрту. И вообще все чувства на свете. Пусть кто-нибудь вместо сожалений предложит вырвать мне сердце, чтобы боль прекратилась. Потому что я не могу это вынести.

С неба, наконец, начинает сыпать снег. Снежинки опускаются мне на ресницы, губы и щёки. А из глаз вновь выступают слёзы.

Из леса слышится какой-то шорох, но подниматься и смотреть сил нет. Если сюда каким-то чудом забрели дикие звери, я готова быть съеденной.

От воспоминаний сердце сжалось. Наверное, я не заслужила такой сложной судьбы. Либерган по-прежнему лежал в кармане и будто бы посылал импульсы прямо в мозг, настойчиво прося воспользоваться им по назначению.

Но я не самоубийца. Перед глазами вспыхнул ещё один образ, который помнился смутно. Она стояла в нескольких метрах от меня, грустно улыбалась и глядела бездонно-синими глазами.

– Мама…

Она откинула русую косу за спину, отвернулась и зашагала в пустоту. Мне хотелось кинуться следом, просить её остаться или взять меня с собой. Но всё, на что я была способна, это отключиться в проклятом лесу.

Сквозь веки пробивался свет. Губы высохли так, что было больно их открывать. Я плохо соображала, где нахожусь. Пальцы рук онемели и почти не чувствовались. Кажется, это были симптомы обморожения.

Чьи-то пальцы дотронулись до шеи.

– Живая, пульс есть, – сказал женский голос.

– Ну, слава богу, – облегченно ответил мужской.

Незнакомая ладонь стала слегка бить меня по щекам.

– Юнона! Очнись!

Сил разлепить глаза не было. Но я отчаянно старалась. Было слишком ярко. Сначала из-за ослепительного солнечного света разглядеть незнакомцев не вышло, но спустя несколько секунд я сфокусировалась на нависшем надо мной девичьем лице.

– Во…во…воды, – выдохнула я и сама не узнала свой хриплый голос.

– Феликс, скорее! Дай воду! – воскликнула девушка так, что её слова отозвались звоном в голове.

Худощавый незнакомец с бесцветными белёсыми кудрявыми волосами быстро подскочил ко мне, присел на корточки и приподнял мне голову. В груди стрельнуло.

– Ай! – вырвалось у меня.

– Где болит? – серьёзно спросил парень.

Я не ответила и потянула руки к бутылке. Он быстро понял мои намерения и стал меня поить.

– Помедленнее, а то плохо станет, – сказал незнакомец.

И правда, в следующую секунду пищевод больно свело. Стон вырвался сам собой.

– Эй, Феликс, – сказала незнакомка, – кажется у неё кроме раны на ноге ещё и ребро сломано.

Он расстегнул мне куртку и стал приподнимать свитер. Я незамедлительно возмутилась и попыталась убрать его ладони.

– Эй, что ты делаешь!

Девушка взяла меня за ладонь и настойчиво сказала:

– Юнона, доверься нам. Феликс в прошлом медбрат. Он осмотрит тебя и поможет.

Я кивнула и легла на землю. Там было мягко. Рука нащупала какую-то ткань под головой. Она заметила мои движения, улыбнулась и сказала:

– Решила, что ты и так тут всю ночь на твердом провалялась.

Феликс её перебил:

– Юнона, сейчас может быть больно. У тебя тут всё в гематомах…

И он стал настойчивыми движениями щупать рёбра. Было неприятно, но, когда он дотронулся до правой стороны, еле сдержалась, чтобы не кричать.

– Вот тут, хватит! – сквозь зубы сказала я.

– Перелом. Без вариантов. Надо её срочно госпитализировать.