Грег Иган - Останови мое падение

Паоло приказал библиотеке полиса дать информацию; библиотека сейчас же сообщила непроцедурной памяти его смоделированного традиционного мозга все нужные сведения. Клон из К‑Ц достиг Веги, второй ближайшей звезды из тысячи намеченных, в 27 световых годах от Земли. Паоло закрыл глаза, увидел изображение звездной карты с тысячью линий, протянутых от Солнца, затем — крупным планом — траекторию своего путешествия. Понадобилось три столетия, чтобы достичь Веги, однако почти все обитатели двадцатитысячного полиса запрограммировали свои внешние «я» так, чтобы их будили только если они прибудут в желательное место, не иначе. Девяносто два гражданина выбрали противоположное решение: испытать на себе любые путешествия с начала и до конца, пусть даже с риском гибели. Паоло теперь знал, что корабль, летевший к Фомальгауту, ближайшей к Земле цели, столкнулся с каким‑то обломком и аннигилировал. Немного взгрустнул, думая об этих людях. Он не был близок ни с кем из них, предшественников клонирования, и история сверхлюдей, два века назад погибших в межзвездном пространстве, казалась ему такой же далекой, как древние бедствия телесной эпохи.

Паоло обследовал новое обиталище с помощью камер одного из зондов‑разведчиков — сквозь непривычные фильтры своей наследственной системы зрения. В традиционных цветах Вега выглядела неистово сияющим бело‑голубым диском, украшенным протуберанцами. Масса — три солнечных; диаметр и жар — вдвое, а яркость в шесть раз больше солнечной. Стремительно сжигается водород; Вега уже истратила половину из отпущенных ей пятисот миллионов лет жизни в главной звездной последовательности [23] Главная последовательность звезд — условное обозначение периода эволюции светящихся звезд, во время которого происходят термоядерные реакции превращения водорода в гелий. .

Единственная планета Веги, Орфей, казалась бесформенной кляксой даже сквозь лучшие лунные интерферометры; теперь Паоло смотрел на ее сине‑зеленый полумесяц, висящий в десяти тысячах километрах от Картер‑Циммермана. Орфей — твердая планета, хотя и покрытая почти целиком жидкой водой; состав — никель, железо, силикаты; несколько больше Земли и несколько теплее; до пылающей Веги миллиард километров. Торопясь увидеть всю планетную поверхность, Паоло замедлил ход своего времени в тысячу раз и К‑Ц теперь облетал Орфей за двадцать субъективных секунд. На каждом витке дневной свет обнажал новую широкую панораму. Два узких, цвета охры континента с горными хребтами выступают над океаном; сверкающие ледяные шапки на полюсах — очень большая на северном, ее белые полуострова отсвечивают в темноте арктической ночи.

Атмосфера состоит в основном из азота; его в шесть раз больше, чем на Земле — возможно, он выделился из природного аммиака под воздействием ультрафиолета. Следы водяных паров и двуокиси углерода; того и другого недостаточно для парникового эффекта. Высокое атмосферное давление препятствует испарению — Паоло не увидел ни намека на облака; обширные теплые океаны связывают углекислоту и возвращают ее в кору планеты.

По сравнению с Солнечной системой, Вега и планета были молоды, но при большей массе Веги и более густом протозвездном облаке [24] Автор придерживается теории, согласно которой звезды образуются из сгущения космической пыли и газов, в котором начинается термоядерная реакция. период родовых травм мог быть короче: ядерная вспышка и колебания яркости звезды на первом этапе, сгущение планеты из пыли и период бомбардировок — все могло пройти быстро. Библиотека доложила, что на Орфее относительно стабильный климат, и там не было серьезных потрясений по крайней мере сто миллионов лет.

Достаточный срок для появления примитивной жизни.

…Чья‑то рука схватила его за лодыжку, погрузила в воду. Он не сопротивлялся и позволил картине планеты уйти в сторону. Только два человека в К‑Ц имели свободный доступ к Паоло, но его отец не станет шутить с сыном, которому исполнилось две тысячи лет.

Элена дотащила его до дна, отпустила лодыжку и повисла над ним — темный силуэт на фоне сверкающей водяной поверхности. Она была в облике предков, но явно жульничала: говорила совершенно отчетливо и не пускала пузырей.

— Соня! Я ждала тебя семь недель!

Паоло изобразил равнодушие, хотя уже начал задыхаться. Велел внутреннему «я» преобразовать тело в двоякодышащий вариант человека — биологически и исторически достоверный, пусть не совсем соответствующий наследственному фенотипу [25] Наследственная совокупность признаков и свойств организма. . Вода хлынула в его модифицированные легкие, и модифицированный мозг принял это с готовностью.

— Зачем мне без пользы маяться в сознании и ждать, пока зонды закончат осмотр? — спросил он. — Я проснулся, когда появилась полная информация.

Элена забарабанила кулаками по его груди; он потянул ее вниз, инстинктивно снизив свою плавучесть, и они, целуясь, покатились по дну бассейна. Она проговорила:

— Ты знаешь, что мы прибыли первыми из всех К‑Ц? Летевшие на Фомальгаут погибли. Так что там осталась только одна пара нас с тобой. Там, на Земле.

— Вот как? — спросил он и вспомнил: Элена решила не просыпаться, если любая из других ее версий обретет жизнь. Какая бы судьба не ждала оставшиеся корабли, другим версиям Паоло придется жить без Элены. Он грустно кивнул и еще раз поцеловал ее. — Так что я хотел сказать? Что теперь ты в тысячу раз для меня драгоценней?

— Да.

— Эй, а как насчет тебя‑меня на Земле? В пятьсот раз; так будет точнее.

— Пятьсот? Это непоэтично.

— Не сдавайся так легко. Перекоммутируй свои языковые центры.

Элена провела ладонями от его груди до бедер. Они творили любовь своими почти традиционными телами; Паоло изумился, когда тело вышло из повиновения, но вспомнил, что надо отключить сознание и капитулировать перед этим странным ощущением. Это не было похоже на цивилизованную любовь: уровень обмена информацией между ними был ничтожным с самого начала — но была примитивная основательность большинства наследственных удовольствий.

Потом они всплыли на поверхность, лежали на воде под сияющим бессолнечным небом. Паоло думал: «Я мгновенно пролетел двадцать семь световых лет. Обращаюсь вокруг первой планеты, на которой оказалась иная жизнь. И ничем не пожертвовал — не оставил позади ничего по‑настоящему ценного. Это слишком хорошо… слишком хорошо». Уколола жалость к другим его «я» — было трудно представить их жизнь без Элены, без Орфея, но с этим пока ничего нельзя было поделать. Хотя до прибытия других кораблей оставалось время, чтобы посоветоваться с Землей, он уже решил — в основном ради клонирования. — что по велению сердца нельзя изменять ход своего многообразного будущего. Что бы ни думало его земное «я», оба они не могут изменить условия пробуждения. Больше нет «я», имеющего право принимать решения за тысячу других «я».