Грег Иган - Останови мое падение

Единственный возможный ответ был — лучший специалист, по репродукции, которого можно было привлечь за деньги.

Сэм Кук был лучшим или, по крайней мере, самым известным. За последние двадцать лет он смог дать женщинам в бесплодных отношениях возможность рожать до семи детей за раз, ещё задолго до того, как многократные внедрения эмбриона перестали быть необходимыми, чтобы обеспечить успех (СМИ не предложат цену за исключительные права на что‑то меньшее, чем пятерняшки). Кроме того, он имел репутацию, непревзойденную любым из его коллег; после пребывания в Токио на проекте генома человека. Он был знаком с молекулярной биологией, в той же степени, что и с гинекологией, акушерством и эмбриологией.

Это был контроль качества, который осложнил планы пары. Для составления брачного контракта их кровь послалась заурядному патологу, который только проверил их на такие чрезвычайные состояния как мышечная дистрофия, кистозный фиброз, болезнь Хантингтона, и так далее. «Человеческий потенциал», оснащенный всем современным оборудованием, исследовал их в тысячу раз более тщательно. Оказалось, что у Билла были гены, которые могли бы сделать их ребенка восприимчивым к клинической депрессии, а у Анжелы были гены, которые могли бы сделать его гиперактивным.

Кук изложил варианты для них.

Одним из возможных решений стало бы использование так называемого СГМ: стороннего генетического материала. Нет необходимости иметь дело с каким бы то ни было старым материалом. В «Человеческом потенциале» — ведра спермы нобелевских лауреатов, и хотя у них нет никакого эквивалентного банка яйцеклеток, а большинству лауреатов далеко за шестьдесят, вместо этого есть образцы крови, из которых можно извлечь хромосомы, искусственно преобразованные из диплоидных в гаплоидные, и вставить в яйцеклетку Анжелы.

В качестве альтернативы, хотя это обошлось бы им дороже, они могли придерживаться их собственных гамет и использовать генную терапию, чтобы исправить проблемы.

Они обсуждали это несколько недель, но выбор оказался нетрудным. Правовой статус детей, полученных с помощью СГМ, определялся нечетко и отличался в разных штатах Австралии, не говоря уже о разных странах. И конечно, они оба хотели по возможности иметь биологически собственного ребенка.

На следующем приёме, объясняя эти причины, Анджела также раскрыла величину их богатства, так, чтобы Кук не испытывал потребности срезать углы ради экономии. Они скрыли свое богатство от общественности, но вряд ли это казалось правильным, чтобы иметь какие‑то секреты от человека, который будет делать для них чудо.

Кук казалось, отнесся к открытию спокойно и поздравил их с их мудрым решением. Но он добавил, извиняющимся тоном, что в своём незнании размера их финансовых ресурсов, он, вероятно, ввел их в заблуждение, ограничив им выбор того, что он должен был предложить.

Так как они выбрали генную терапию, то почему они останавливаются только на этом? Зачем спасать их ребенка от неправильной корректировки, только чтобы проклясть его посредственностью, когда можно сделать намного больше? С их деньгами и средствами «Человеческого потенциала» можно создать поистине необыкновенного ребенка: умного, творческого, харизматичного; соответствующие гены были все более или менее задействованы, а также своевременные работы исследовательских фондов говорят о том, что за 20–30 миллионов все недостающие гены распознают.

Анжела и Билл с недоверием посмотрели друг на друга. Тридцать секунд назад они говорили о нормальном, здоровом ребенке. Попытка залезть к ним в карман была настолько очевидной, что они едва могли поверить в это.

Кук продолжал как ни в чём ни бывало.

— Естественно, что такое пожертвование даст предпосылки переименования здания в вашу честь, и контракт будет гарантировать, что их филантропия будет упомянута во всех научных работах и пресс‑релизах.

Анжела закашляла, чтобы удержаться от смеха. Билл уставился на пятно на ковре и укусил себя за внутреннюю часть щеки. Оба сочли перспективу присоединения к разряду неприятных, занимающихся саморекламой, благотворительных светских людей города почти столь же заманчивой, как и есть свои собственные экскременты.

— Мир — хаос, — неожиданно строго и задумчиво сказал Кук. Пара кивнула в полном согласии, всё ещё сдерживая смех, но задаваясь вопросом, не прозвучал ли только что для них намек, что вообще не стоит иметь детей. — Каждая сохранившаяся на планете экосистема умирает от загрязнения. Климат меняется быстрее, чем мы способны перестроить нашу инфраструктуру. Виды исчезают. Люди голодают. За последние десять лет от войны пострадало больше людей, чем за предыдущее столетие. Они снова кивнули, теперь уже серьёзные и немного сбитые с толку резкой сменой темы разговора.

— Учёные стараются изо всех сил, но этого недостаточно. То же самое и с политиками. Это печально, но вряд ли удивительно: эти люди лишь поколение вне дураков, которые втянули нас в этот хаос. Какой ребенок сможет избежать, не повторить, полностью преодолеть ошибки своих родителей?

Он сделал паузу, а потом вдруг расплылся в ослепительной, почти блаженной улыбке.

— Какой ребёнок? Очень особенный ребёнок. Ваш ребёнок.

В конце двадцатого века, противники молекулярной евгеники полагались почти исключительно на её сходство между современными тенденциями и непристойностями прошлого: псевдонауки девятнадцатого века — френологии и физиогномики, придуманные для поддержки предубеждения о расовых и классовых различиях; нацистская идеология о расовой неполноценности, которая привела прямо к холокосту; и радикальный биологический детерминизм, движение во многом ограничиваемое страницами научных журналов, но, тем не менее печально известное за попытки сделать расизм научно обоснованным.

Однако, с годами, расистский зараза отступила. Генная инженерия произвела множество высокоэффективных новых лекарств и вакцин, а также методик лечения, излечивающих некоторые тяжёлые, часто смертельные, генетические заболевания. Абсурдно было утверждать, что специалисты в молекулярной биологии (как будто все они одинаково мыслили) намеревались создать мир арийских сверхлюдей (как будто именно это было единственным возможным злоупотреблением). Те, кто бойко играл на прошлых опасениях, остались безоружными.

К тому времени, как Анжела и Билл обдумывали предложение Кука, преобладала риторика, почти противоположная той, что была десятилетием ранее. Современные евгеники приветствовали практиков, как силу, противостоящую расистским мифам. Объективное значение имели только индивидуальные черты. Историческое сходство черт, названное когда‑то расовыми признаками, представляло для современной евгеники не больше интереса, чем государственные границы для геолога. Кто стал бы возражать против уменьшения количества тяжёлых генетических заболеваний? Кто был бы против уменьшения восприимчивости следующего поколения к атеросклерозу, раку груди и инсульту, против повышения устойчивости к радиации, загрязнению окружающей среды и стрессу? Не говоря уже о радиоактивных осадках.