Грег Иган - Останови мое падение

Она смеется:

— Прошу прощения. Я имела в виду не бассейны неподвижных аттракторов. У нашего странного аттрактора тоже есть бассейн — все точки, из которых вы попадаете на него. Форма этого бассейна, как и самого аттрактора, может быть невероятно сложной. В промежутках между шестиугольниками есть точки, из которых вы сваливаетесь на неподвижные аттракторы, поэтому некоторые бродяги и оказались там. Другие точки принадлежат бассейну странного аттрактора. Но могут быть и такие, которые…

— Которые — что?

— Которые позволяют уйти в бесконечность. Вырваться из города.

— Где эти точки?

— Кто знает? — Она пожимает плечами. — может оказаться, что из одной точки вы попадете на странный аттрактор, а из соседней — на траекторию, которая в конце концов выведет вас из города. Единственный способ это выяснить проверить все точки по очереди.

— Но ведь вы сказали, что мы все уже захвачены аттрактором.

Она кивает:

— Да, после такого длительного движения по орбитам все, что было в бассейнах, уже дол вынесено на аттрактор. Аттракторы стабильны. Из бассейна вы можете попасть на аттрактор, но из аттрактора деваться уже некуда. Так что те, чья судьба — жить в неподвижном аттракторе, сейчас уже там. Те, чья судьба покинуть город, уже покинули его. А те, кто все еще двигается по орбите, так и будут по ней двигаться. Надо понять это, принять это, научиться с этим жить. А если потребуется — выдумать нашу собственную веру, нашу религию…

Я хватаю ее за руку, вытаскиваю нож и быстро провожу острием по ее предплечью. Она взвизгивает и вырывается, потом зажимает рану другой рукой. Через секунду она отнимает руку, чтобы осмотреть порез, и я вижу тонкую красную линию на предплечье и расплывшийся ее отпечаток — на ладони.

— Ненормальный! — кричит она, отходя от меня подальше.

К нам подходит Мария. Пророчица — кажется, настоящая! — кричит, обращаясь к ней:

— Уберите его! Он сумасшедший!

Мария берет меня за руку, а затем, неизвестно почему, вдруг прижимается ко мне и начинает языком щекотать мне ухо. Я громко хохочу. Женщина неуверенно пятится, затем поворачивается и спешит прочь.

Мария говорит:

— Не бог весть какой разрез. Но то, что он открыл, — явно в мою пользу. Я выиграла.

Поколебавшись, я признаю свое поражение:

— Ладно уж, выиграла.

Ночь опять застает нас на шоссе. На этот раз к востоку от центра города. Мы глазеем на звездное небо над зазубренной линией брошенных небоскребов и едим сегодняшнюю добычу — огромную вегетарианскую пиццу. В голове слегка гудит — остаточные явления от воздействия кластера астрологов.

Наконец Мария говорит:

— Венера зашла. По‑моему, мне пора спать.

Я киваю:

— Ладно. А я дождусь Марса.

В памяти всплывают обрывки сегодняшней пикировки. Я помню почти все, что сказала женщина в парке.

…после такого длительного движения по орбитам все, что было в бассейнах, уже должно быть вынесено на аттрактор…

То есть все мы уже бесповоротно захвачены. Но почему она в этом так уверена? Откуда она знает?

А если она ошибается? Если еще не все прибыли в конечный пункт назначения, где им суждено обрести покой?

Астрологи говорят:

— Все ее мерзкие, редукционистские, материалистические инсинуации — грубая ложь. За исключением того, что касается судьбы. Вот это нам нравится. Судьба это хорошо.

Я встаю и перехожу метров на десять южнее, чтобы отделаться от их влияния. Потом оборачиваюсь и смотрю, как спит Мария.

Может оказаться, что из одной точки вы попадете на странный аттрактор, а из соседней — на траекторию, которая в конце концов выведет вас из города. Единственный способ это выяснить — проверить все точки по очереди.

В данный момент все, что она говорила, представляется мне сильно искаженным и безграмотным изложением рационалистской модели. И я в отчаянной надежде хватаюсь за ту половину ее версии, которая мне подходит, отбрасывая остальное прочь. Метафоры мутируют и скрещиваются, совсем как когда‑то…

Я подхожу к Марии, наклоняюсь, чтобы легонько поцеловать в лоб. Она даже не шевелится.

Потом я вскидываю рюкзак на спину и пускаюсь в путь по шоссе. И в этот миг мне кажется, что я чувствую, как безлюдный простор за пределами города, проникая сквозь все преграды, подступает ко мне и зовет за собой.

Перевод: Е. Мариничева, Л. Левкович‑Маслюк

Аннотация:

(The Hundred Light-Year Diary) — 1992год.

Люди находят способ передавать послания в прошлое. Теперь в школах проходят то, каким станет мир через сто лет: нас ожидает эпоха всеобщего благоденствия, победа над войнами, болезнями, преступностью. Но что, если потомки лгут?

На Мартин‑Плейс [17] Пешеходная зона роскошных магазинов и бутиков в центре Сиднея. , как обычно в обеденную пору, фланировала пестрая толпа бездельников. Я нервно всматривался в лица, но Элисон пока что не видел. Никого даже близко похожего.

Час тридцать семь минут четырнадцать секунд.

Мог ли я ошибиться в чем‑то настолько для себя важном? Ведь осознание ошибки уже заполнило бы мой разум… Знание это, впрочем, не имело никакой особой ценности. Разумеется, состояние личности от него бы изменилось. Естественно, оно в какой‑то мере повлияло бы на мои действия. Но я уже понимал, что произойдет в конечном счете, и каким окажется это влияние. Я напишу то, что читал.

Волноваться нет смысла.

Я сверился с часами.

1:27:13 превратились в 1:27:14. Кто‑то похлопал меня по плечу. Я обернулся.

Элисон.

Конечно же, Элисон.

Я никогда не видел ее во плоти до сегодняшнего дня, но сжатый по методу Барнсли моментальный снимок, забивший весь мой канал связи на месяц, вскоре будет отослан.

Я помедлил и выдал то, что мне нужно было сказать, сознавая, что веду себя очень глупо:

— Приятно тебя тут встретить.

Она засмеялась. Меня внезапно поглотило счастье. Немыслимое, непостижимое. В точности такое, как описано в моем дневнике, как я читал там сотню раз. Удивительно! Впервые я прочел эту запись, когда мне было девять лет. Следующей ночью я опишу ее такой, сев за компьютер. Я буду вынужден так поступить, но как иначе обуздал бы я свою эйфорию?

Наконец‑то я встретил женщину, с которой проведу жизнь.

У нас впереди еще пятьдесят восемь лет. Мы будем любить друг друга до самого конца.

— Где пообедаем?

Я нахмурился, решив сперва, что она шутит, и одновременно озадачившись, отчего я оставил себе такую лазейку.

— У Фульвио, разве ты… — начал было я и тут же вспомнил, что она понятия не имеет о таких вещах. 14 декабря 2074 года я запишу восхищенно: Э. никогда ни о чем тривиальном не думает, она концентрируется на главном.