Пол Андерсон - Робинзоны Вселенной (Сборник)

Мать и сын, замерев, вслушиваются в голоса, которые то и дело прерываются: похоже, что все внимание тех, кому голоса принадлежат, обращено сейчас на что — то совсем другое.

И УЖЕ НИКОГДА НЕ УВИЖУ ИХ СНОВА И ОНИ НЕ УЗНАЮТ ЧТО СО МНОЙ БЫЛО ЧТО ПРОИЗОШЛО И НЕ СМОГУТ ВЕРНУТЬСЯ

Томи пристально смотрит на мать, но лицо у нее совершенно спокойное: этого голоса она не слышит.

ЗАБЛУДИЛСЯ НА ЭТОЙ СТРАШНОЙ ПЛАНЕТЕ ДАЛЕКО ОТ ЗЕМЛИ И НЕ МОГУ ДАЖЕ ПОМОЧЬ СЫНУ ТАКОМУ

— Мама!!! Это он!!!

Томи подбегает к матери и крепко — крепко обнимает ее. Ниса его сухо спрашивает:

— Что происходит?

Из — за двери купола доносится звук, похожий на стрекот тысячи обезумевших от любви сверчков.

открой же дверь маленький землянин Томи впусти нас

Мальчик бросается к распределительному щиту, но слишком поздно: вырвав щит из стены, Ниса размахивается и о ту же самую стену его разбивает. Осколки разлетаются во все стороны.

— Мама!

У Томи вид загнанного в угол хищника, и Ниса инстинктивно пятится.

Томи дрожащими руками поднимает с пола разбитый щит.

— Замок… замок… — повторяет он, всхлипывая.

скорее скорее открой дверь открой сейчас же иначе случится страшное СЛОВНО БУРЯ ВОКРУГ МЕНЯ Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ И НЕ СЛЫШУ ВСЕ КАК В ТУМАНЕ открой маленький землянин Томи открой или будет поздно больше нам это не удастся

Стрекот сверчков становится оглушительно громким.

— Умоляю! — рыдая, говорит Томи и поднимает к матери мокрое от слез лицо. — Ты должна помочь мне открыть замок!

— Он сломан, — холодно отвечает она. — Я знаю, как его починить, но не надейся, что это сделаю.

Он бросается к ней и трясет ее за плечи:

— Ты что, вправду не понимаешь? Не понимаешь, кто замерзает там, гибнет сейчас от холода?

— Два чудовища, которые…

— Мой отец! Мой отец там!

Лицо у Нисы становится белым как мел.

— Ты сошел с ума, — говорит она тихо. — Твой отец давно умер.

земляне нам илонам нужна ваша помощь вы умеете сохранять тепло в своих жилищах несмотря на холод снаружи вместе мы сможем сделать чтобы наша планета не умирала больше никогда Я ОКРУЖЕН ТУМАНОМ НИЧЕГО НЕ ВИЖУ ТОЛЬКО ТЕНИ ВОКРУГ И У МЕНЯ БУДТО НЕТ КОЖИ что такое маленький землянин Томи почему ты не открываешь может быть ты хочешь чтобы он снова замерз но это будет уже навсегда ведь тогда он постепенно будет умирать по — настоящему а не замерзнет мгновенно как в той снежной лавине которая его засыпала

— Сейчас же открой эту дверь!

Ниса пытается убежать к себе в комнату, но руки подростка клещами вцепляются в нее, и она вынуждена отступить.

— Ну! Скажи, как ее открыть!

— Нет! Не допущу, чтобы это в ошло в наш дом. Неужели ты не понимаешь, что они тебя обманывают? Не знаю, что ты слышишь, но говорю тебе…

поздно маленький землянин Томи вот — вот будет уже поздно и мы не сможем никогда больше

Томи закрывает глаза, удаляет все, что не нужно, из своего сознания и сосредоточивается.

«Скорее, скорее! Магнитные полюсы внутренних проводников двери меняются на противоположные! Язычки вон, язычки вон, язычки вон!»

Взгляд Нисы мечется между бледным лицом сына и выскальзывающими из двери язычками замка.

— Томи!

Она бросается к двери и ее загораживает.

«Скорее, скорее! Молекулы сплава, из которого сделана ручка двери, идут вверх! Скорее, скорее!»

Ручка двери медленно поворачивается, а сильный порыв ветра довершает остальное.

Ветер врывается через открывшуюся дверь, и Ниса издает вопль: в воздухе, уже внутри купола, висят два похожих на светлячков огонька и освещают высокую человеческую фигуру.

мы зизили мы зизили мы совершили почти невозможное превратили умирающую плоть в живые клетки мы наполнили себя лучистой энергией и ты нас видишь маленький землянин видишь двух зизилей

«Светлячки» уже внутри купола, один повисает перед самым лицом Нисы, и она ясно видит его странные очертания. От нее крошечное существо летит в открытую дверь.

— Теперь ты мне веришь, мама? Веришь?

Но Ниса не может вымолвить ни слова: она прижалась лицом к теплой груди мужа, едва прикрытой ветхим герметизированным костюмом.

— Да, Томи, да…

На Гарнисе и вправду оказались феи, и они вернули отца домой.

Научная фантастика есть по сути своей фантастический жанр литературы. Давайте не будем, это отрицать. И неважно, насколько сильно мы станем поддерживать концепцию о том, что она «столь же реальна, как завтрашний день», и что писателям — фантастам нужно торопиться, чтобы опережать прогресса, все же, если мы удалим из нее элемент необузданного полета фантазии, то вскоре потеряем к ней интерес, потому что именно эта яростная невероятность и делает научную фантастику тем, что она есть, а не, к примеру, приключенческим вестерном с шестизарядными револьверами.

В этом рассказе есть один существенный «прокол», объясненный лишь частично. Вы его заметите. Я хотел, чтобы вы его заметили. Он помещен в рассказ намеренно, иначе никакого рассказа не получилось бы. Это необходимое зло. Если желаете, назовите это литературной лицензией, или же попросту признайте, что если мы хотим насладиться рассказом, то должны вытерпеть одно — единственное несоответствие. Будьте на моей стороне, когда действие начнет разворачиваться. Это рассказ о человеке, чья жизнь прошла напрасно, но именно на нее опирается будущее Вселенной, пока он бесконечно ведет поиски в полном мраке.

Темнота окутывала маленький квонсет. Она струилась из космических глубин и закручивалась вокруг жилища Феррено. Тихий шепот непрерывно вращающихся автоматических сканеров действовал успокаивающе на нервы старика — в подсознании сидела уверенность, что они, сканеры, всегда начеку.

Он нагнулся и снял с ковра соринку. Это была единственная чужеродная частица на ворсе, что свидетельствовало о хронической чистоплотности и почти фанатичной аккуратности старика.

Коробки книжных кассет выстроились на полках корешок к корешку; постель была заправлена по — военному туго — так, что от нее отскочила бы монета не менее трех раз; на стенах, вытираемых дочиста дважды в день, — ни следа от прикосновений пальцев. Ни на чем в однокомнатном домике нельзя было обнаружить ни пятнышка, ни пылинки.

Отправив щелчком в мусоросжигательную печь одинокую соринку, Феррено восстановил непорочную чистоту своего жилища.

Это было следствием двадцати четырех лет бдения, ожидания и одиночества. Одиночества на краю Вечности, ожидания чего — то такого, что, возможно, никогда не придет. Бесчувственные, безгласные машины, которые он обслуживал, могли сказать, что «нечто появилось», добавив, однако: «мы не знаем, что именно».