Айзек Азимов - Немезида (пер. Ю.Соколов)

– Бояться нечего… некого, – произнес голос, но он уже не был совершенно похожим на голос Ауринела.

– Ты ведь все слышишь, не так ли? – мысленно спросила Марлена.

– Это смущает тебя?

– Да, смущает.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы ты все знал. Я бы хотела кое-что оставить для себя.

Она попыталась не думать, что такую же реакцию сама вызывала у окружающих, Но она знала, что мысль нельзя спрятать, и попыталась просто ни о чем не думать.

– Но ты устроена не так, как другие.

– Не так?

– Твой разум. Другие… перепуганные… кривые. А твой… великолепен.

Снова облизнув губы, Марлена улыбнулась. Если здесь видят ее разум, значит, он и вправду великолепен. Она немножко загордилась и с сожалением подумала о девицах, в которых нет ничего красивого, кроме внешности.

Голос внутри нее произнес:

– Эту мысль следует отнести к личным?

У Марлены едва не вырвалось:

– Да-да, конечно.

– Я могу уловить разницу и на личные мысли не стану реагировать.

Марлена жаждала похвалы.

– А много умов ты встречал?

– После вашего появления здесь, лю-ди, я ощутил многие умы.

Голос не уверен, то ли слово произнес, подумала Марлена. Голос не реагировал – Марлена удивилась. Удивление – чувство личное, но она его сейчас не считала таковым. Значит, личное остается личным независимо от того, что она об этом думает. Разум сказал ей, что чувствует разницу. Она сказывалась в облике мыслей.

Голос не отреагировал и на это. Придется спросить, показать, что это не личная мысль.

– Пожалуйста, а на облике мыслей это сказывается?

Пояснять не пришлось. Голос знал, о чем она спрашивает.

– Видно по облику, все видно по облику – так хорошо устроен твой разум.

Марлена замурлыкала про себя. Свою похвалу она получила. Значит, следует вернуть комплимент.

– Выходит, твой разум тоже превосходно устроен?

– Он отличен от твоего. Он протяженный. Он простой в каждой точке, но, если точки собрать вместе, он становится сложным. Твой разум – сложный от начала. В нем нет простоты, но ты отличаешься от подобных тебе. Другие умы такие искривленные, с ними нельзя войти в перекрестное соприкосновение, нельзя общаться. А если попробовать их изменить, они гибнут – такой уж хрупкий ваш разум. Я об этом не знал. Я не хрупок,

– А мой разум хрупкий?

– Нет, он приспосабливается.

– Ты пытался вступить в общение с другими?

– Да.

– Эритрийская лихоманка. – Ответа не было – личная мысль.

Она закрыла глаза, пытаясь дотянуться до этого разума, извне общавшегося с ней. Она не понимала, как делает это, и, быть может, поступала неправильно – может, вообще ничего не могла сделать. Разум будет смеяться над ее неловкостью – если способен смеяться.

Ответа не было.

– Подумай что-нибудь, – попросила Марлена.

Он сразу вернулся.

– О чем мне думать?

Он пришел ниоткуда. Ни с той стороны, ни с этой – он звучал внутри ее головы.

Марлена подумала, досадуя на собственную нескладность:

– А где ты ощутил мой разум?

– В новом контейнере с человеческими существами.

– На Роторе?

– На Роторе.

Тут ее осенило,

– Я нужна тебе, ты звал меня?

– Да.

Конечно же, зачем ей еще понадобилась Эритро? Почему она с такой тоской разглядывала планету в тот день, когда посланный ее матерью Ауринел явился разыскивать ее.

Она стиснула зубы. Надо спрашивать дальше.

– Где ты?

– Повсюду.

– Ты и есть планета?

– Нет.

– Покажись мне.

– Я здесь, – и голос вдруг обрел направление.

Она взглянула на ручей и вдруг поняла, что, пока общалась с голосом внутри себя, видела перед собой только ручей. Все другое словно исчезло. Разум ее словно замкнулся в себе, вбирая то, что в него вливалось.

А теперь словно вуаль поднялась. Вода бежала между камнями, бурлила, образовывала воронки. Пузырьки лопались, появлялись новые – в сущности те же самые и в то же время другие. И тут один за другим пузырьки бесшумно полопались, и поверхность ручья стала гладкой, словно течение исчезло.

В воде отражался свет Немезиды. Да, течение исчезло, и Марлена видела это. Блики на поверхности ручья вдруг стали складываться в изображение поначалу карикатурное: две темные дыры на месте глазниц, щель вместо рта.

Она смотрела и удивлялась, а черты лица становились все отчетливее.

И вдруг лицо сделалось знакомым и взглянуло на нее пустыми глазницами.

Это было лицо Ауринела Пампаса.

– И тогда ты убежала, – медленно и задумчиво проговорил Сивер Генарр, стараясь выглядеть невозмутимым.

Марлена кивнула.

– В первый раз я убежала, когда услышала его голос, а теперь – когда увидела лицо Ауринела.

– Я тебя не осуждаю…

– Не смейтесь надо мной, дядя Сивер.

– А что мне делать? Шлепнуть тебя? Давай лучше посмеемся вместе. Значит, разум, как ты его называешь, сумел воссоздать лицо и голос Ауринела по твоим собственным воспоминаниям. А насколько ты была близка с Ауринелом?

Она подозрительно посмотрела на Генарра.

– Что значит «насколько близка»?

– Я не имею в виду ничего предосудительного. Вы дружили?

– Конечно.

– Итак, ты в него втюрилась?

Марлена помолчала, поджав губы. Потом проговорила:

– Наверное, так и было.

– Ты говоришь в прошедшем времени – это прошло?

– Безнадежно. Ведь я для него – маленькая девочка. Сестричка.

– Вполне естественное чувство в подобной ситуации, но ты еще вспоминаешь о нем, поэтому планета смогла вызвать из памяти его голос, а потом и лицо.

– Что значит «вызвать из памяти»? Это были настоящие голос и лицо.

– Ты уверена?

– Конечно,

– Ты сказала об этом матери?

– Нет, Ни единого слова.

– Почему?

– Ох, дядя Сивер! Вы же знаете ее. Я терпеть не могу ее вечных страданий. Я знаю, вы сейчас скажете, что она меня любит: но мне от этого не легче.

– Марлена, но ты же все рассказала мне, а я тоже люблю тебя.

– Я знаю, дядя Сивер, но вы не такой нервный. Вы смотрите на вещи логически.

– Должен ли я считать это комплиментом?

– Да, я хотела сказать вам приятное.

– В таком случае давай самым логическим образом проанализируем все, что ты обнаружила.

– Хорошо, дядя Сивер.

– Прекрасно. Итак, получается, что на этой планете обитает нечто живое.

– Да.

– Но это не сама планета?

– Нет, определенно нет. Он отрицал это.

– Но он один.

– Да, мне кажется, что он один. Беда в том, дядя Сивер, что мы с ним общаемся с помощью телепатии, какой ее представляют люди. Я не читаю ни мыслей, ни снов. Просто сразу приходят какие-то впечатления – ну словно глядишь на картинку, которая состоит из крошечных кусочков света и тени.

– Значит, тебе кажется, что он живой.

– Да.

– И разумный.

– Очень.

– И не знает техники. Мы не обнаружили на планете ничего рукотворного. Это живое невидимо, таится, мыслит, ничего другого не делает, только рассуждает. Так?