Леонид Дюк - Теория поля

В этом году длительное пребывание Козыревых в своей новой квартире в Крыму внесло некоторые коррективы в традиционную встречу. Поскольку ее не удалось провести в ягодный сезон, сбор перенесли на сентябрь. Учитывая этот факт, вместо свежих ягод в качестве начинки пришлось использовать замороженные. В остальном же традиции свято соблюдались.

Кроме Козыревых старших присутствовали уже знакомый нам Евгений Михайлович Малахов; давнишний друг и коллега Павла Тимофеевича еще по самому первому месту его работы Петр Степанович Бурлак; институтский приятель и сосед по общежитию Козырева-старшего Владимир Петрович Николаев с супругой, Любовью Федоровной; а также коллега Козыревых по их зарубежным поездкам, врач-хирург Иван Иванович Платонов. Впервые в вареничных посиделках принимал участие коллега Нонны Алексеевны, профессор соседней кафедры того же университета Илья Кондратьевич Русак. Несмотря на долгое знакомство, они по-настоящему сдружились лишь на последнем новогоднем банкете. Обнаружив в Илье Кондратьевиче схожий образ мышления и общность интересов и посовещавшись между собой, Козыревы решили допустить его в узкий круг старинных друзей.

Невзирая на тот факт, что нового участника предупредили о неформальном характере встречи, он, вероятно, недооценил всю степень предполагаемой свободы общения и явился в строгом дорогом костюме.

Нонна Алексеевна встретила его со всем присущим ей радушием и гостеприимством, засыпав прямо с порога целым градом вопросов:

– Илья Кондратьевич, дорогой, как хорошо, что вы наконец-то добрались! Как нашли, не заблудились ли? А то мы уже переживали. Давайте цветы, Пава, поставь их в вазу. Что же вы так официально? Ведь я же говорила вам! Ну что ж делать, ладно, ничего, мы что-нибудь придумаем. Надеюсь, вы умеете лепить вареники?

Вновь прибывший гость слегка опешил от столь восторженной встречи, но сумел сохранить самообладание, разулся и с готовностью проследовал за хозяйкой. К его удивлению, они пришли не в гостиную, а прямо на кухню. Там вокруг большого круглого стола уже сидели пять человек, сплошь облаченные в майки или футболки. На некоторых были кухонные передники, кое у кого на ногах лежали полотенца. У Евгения Михайловича на голове красовалась элегантная поварская шапочка. Каждый из них с головы до ног уже успел перепачкаться мукой. Одна лишь только Любовь Федоровна все еще оставалась более-менее чистой. Сказывалась природная женская аккуратность и больший опыт в различной стряпне.

На столе расположились в ряд несколько разделочных досок, на которых ровными рядами лежали уже готовые вареники. Большие миски с ягодами делили поваров на две импровизированные команды: команду «черничников» и команду «вишняков». Даже не заглядывая в миски, можно было определить принадлежность каждого к той или иной команде по характерному цвету пальцев рук. Нонна Алексеевна на соседнем маленьком столике готовила тесто: раскатывала его в большие лепешки и специальной формой вырезала идеально круглые заготовки. После этого заготовки порциями перемещались на место готовых вареников, которые, в свою очередь, складировались возле кухонной плиты, подготовленные к варке. Процесс был явно поставлен на поток, импровизированный конвейер работал четко. Один только Павел Тимофеевич не вовлекался в общую суету. Он занимался подготовкой праздничного стола, изредка появляясь на кухне, чтобы взять посуду или отнести готовые блюда.

Русак был буквально шокирован. Нет, за свою долгую жизнь он, конечно, попадал в ситуацию, когда хозяева не успевали полностью накрыть стол до прихода гостей, но чтобы их столь бесцеремонно использовали в качестве кухарок, да еще в таком, чуть ли не промышленном, масштабе, наблюдать ему доселе не приходилось. Его моментально раздели, потом снова одели, но уже во что-то попроще. Оставшиеся части дорогого костюма замотали какими-то полотенцами и вовлекли в процесс с эдакой невероятной быстротой, что тот едва ли успел хоть что-то сообразить, когда Любовь Федоровна уже наглядно демонстрировала ему основные принципы изготовления качественного вареника.

– Илья Кондратьевич, вы присоединяетесь к «вишнякам», а то видите, у нас в этой команде нехватка одного игрока! – бодро скомандовала Нонна Алексеевна.

Тем временем за столом возобновилась беседа, прерванная появлением очередного «повара».

– Так я повторю свою мысль, – продолжил Малахов. – С чисто физической точки зрения лично я как человек, как индивидуум, все ж таки не имею никаких абсолютных доказательств того, что на свете существует еще кто-то, помимо меня. То всеобщее мнение, которое является сейчас наиболее популярным, да и чего там лукавить, общепризнанным и которое, кстати сказать, я вполне разделяю. Ну это так, на всякий случай, чтобы потом не было никаких обвинений личного характера. Так вот, мнение это состоит в том, что планета Земля, расположенная в галактике «Млечный путь», населена некоторым количеством людей, каждый из которых определенно является личностью, при этом ощущает мир и чувствует его примерно так же, как и все остальные.

– А какие для этого еще нужны доказательства? – поинтересовался Петр Степанович. – Это же очевидный факт!

– И чем же он так очевиден, позвольте спросить? Он, этот факт, несомненно, логичен. Но совсем не очевиден. Логично предположить, поставив себя на место другого, что он может воспринимать меня так же, как и я его. И тут ключевое слово «может». Может быть, да, и даже скорее всего да. Ну а что если нет? Какие еще у нас есть доказательства, что это так, кроме этой элементарной логики?

– Ну как какие? Мы же вот сейчас тут сидим, разговариваем. Это предполагает наличие как минимум меня и тебя, Жень. Петр вон тоже вставил фразу, значит, он тоже тут, так же, как и мы, – возразил Иван Иванович.

– Не в обиду присутствующим, но лично у меня нет никаких фактов, подтверждающих все это. А вдруг все это, ну, например, некий спектакль, который разыгрывается исключительно ради меня?

– Слишком уж фантастическая гипотеза…

– Ты находишь? Не столь уж… Ведь согласитесь, – Малахов окинул аудиторию беглым взглядом, – во снах именно так и происходит. Там все: и декорации, и актеры, и само действо ради одного единственного человека, зрителя. А ощущения весьма похожи, так что как знать, как знать… Во всяком случае, подобное утверждение справедливо ровно настолько же, насколько справедлива любая другая версия, в том числе и та самая, общепринятая. Ведь по сути что лично я знаю наверняка? Я знаю, что существует некая личность, которая воспринимается мной как я сам. Эта личность, с моей точки зрения, имеет одно существенное, я бы даже сказал, определяющее свойство по отношению ко всем остальным людям. Эта личность Я. И это «Я» не всунешь ни в какое другое тело. Это «Я» не сможет посмотреть на мир другими глазами. Именно это «Я» будет ощущать боль, если мне кто-то сделает больно, будет смеяться от радости или плакать от горя.