Леонид Дюк - Теория поля

Однако наука побоялась возвращаться к уже набившему оскомину термину. Новую среду назвали физическим вакуумом. Таким образом, физическим вакуумом мы называем пространство, из которого удалена вся материя, все атомы и все элементарные частицы. Но, как и некогда к эфиру, отношение ученых к понятию физического вакуума далеко неоднозначное. И все же это абсолютно пустое пространство имеет вполне конкретные измеряемые и наблюдаемые физические свойства.

Пустота буквально кипит жизнью, кишит бурными квантовыми флуктуациями. Это бурлит «море Дирака», в котором постоянно рождаются из ничего и исчезают в никуда, уничтожая друг друга, частицы и античастицы.

Эйнштейн очень болезненно воспринимал принцип неопределенности Гейзенберга. Согласно этому основополагающему принципу квантовой механики, одновременно и точно определить координату и импульс элементарной частицы не представляется возможным. Измеряя один из этих двух параметров, мы при этом вносим такие возмущения в систему, что значение второго становится неопределенным. Все уравнения квантовой механики имеют вероятностный характер, а движение частицы определяется волновой функцией. Эта функция не указывает точное положение частицы, а лишь определяет те координаты, где она так или иначе может появиться. При многократном повторении одного и того же опыта исследователь получает каждый раз новые результаты, но зато в строгом соответствии с предсказанной вероятностью.

Эйнштейн не мог смириться с такой неоднозначностью. Он утверждал, что коль скоро мы вынуждены принять столь серьезные допущения, значит, квантовая теория просто-напросто не закончена. Что наша неспособность что-то определить еще не означает принципиальной невозможности такого определения. Он заявлял, что сторонники этой интерпретации «из нужды делают добродетель», что «Бог не играет в кости с Вселенной», а искусственно примененные вероятностные подходы говорят лишь о том, что наше знание о физике микромира является существенно неполным. В качестве аргумента вместе с Подольским и Розеном автор специальной и общей теорий относительности придумал гипотетический умозрительный эксперимент, который позже назвали ЭПР-парадоксом. Если частица распадется на две, то, измерив у одной частицы-осколка координату, а у второй – импульс, по закону сохранения импульса можно рассчитать импульс и у первой частицы-осколка. Таким образом, для нее будут точно и однозначно определены одновременно и импульс, и координата, что противоречит принципу неопределенности.

Необходимость разрешения ЭПР-парадокса привела к возникновению понятия нелокальности. В соответствии с данным понятием при изменении импульса одной частицы неизменно меняется состояние и у ее пары, независимо от расстояния между ними. Впоследствии ирландский физик Джон Стюард Белл сформулировал теорему, названную его именем. Согласно этой теореме, можно провести эксперимент, результаты которого смогут, наконец, дать ответ, что же на самом деле имеет место быть: то ли квантовая механика не полна, то ли принцип неопределенности все же справедлив, и между частицами действительно имеется нелокальная связь, посредством которой осколки распавшейся частицы в каждый момент времени имеют полную информацию о состоянии друг друга.

До настоящего момента в разных экспериментах получались различные результаты. Какие-то из них удовлетворяют неравенствам Белла, иные, наоборот, фиксируют их нарушение. Таким образом, этот фундаментальнейший физический спор все еще не разрешен до конца в чью-либо пользу.

Сафин сделал небольшую паузу. Физики откровенно скучали. Излагаемые докладчиком прописные истины были им хорошо и давно известны. Математики вроде бы слушали внимательно, но тоже особого энтузиазма не проявляли. Ринат Рашидович поспешил завершить вводную часть своего выступления.

– Ну что ж, пожалуй, теперь самое время перейти к сути нашего открытия.

Ученый подошел к проектору и положил на него первый слайд. Сверху и до самого низа аккуратным ровным почерком листок был исписан сложными математическими выкладками.

– Суть наших теоретических изысканий состоит в том, что мы попытались дополнить уравнения Эйнштейна, учтя определенным образом вращательное движение тела. В левой части уравнения используем обычный тензор энергии-импульса, а вот в правой части свойства пространства определим тензором следующего вида…

Сафин пустился в длительные, пространные объяснения сложных теоретических предпосылок и многоходовых математических преобразований. Коллеги внимательно следили, иногда перебивая вопросами, изредка вставляли важные замечания. Аудитория погрузилась в нормальную, увлеченную, рабочую атмосферу. Ринату Рашидовичу приходилось часто дорисовывать фломастером что-то на готовых слайдах. Временами он подходил к доске, чтобы изобразить очередную наглядную схему или же подробнее расписать наиболее сложный вычислительный переход. По завершении столь интенсивной многочасовой работы и докладчик, и слушатели изрядно утомились, но выглядели при этом вполне довольными. Сафин устало уселся на стул возле проектора. На какое-то время в помещении воцарилась тишина, завершив тем самым этап представления ранее достигнутых результатов. Первым нарушил ее Малахов:

– Ну что ж, для меня все выглядит вполне логично. Я не усмотрел здесь каких-либо математических несоответствий или неверных физических предпосылок. На первый взгляд, конечно. Позже надо будет посмотреть подробнее, но, думаю, тут все в порядке.

– Что касается математики, дорогой мой, то можете не сомневаться, математически все безупречно, – уверенно констатировал Шарбинский.

У Сафина просто камень свалился с души. Он очень боялся обоснованной критики известных ученых. Конечно, сам он был абсолютно уверен в результатах, но обладатели маститых имен вполне могли воспринять их двояко: слишком уж часто они бывают излишне ортодоксальны в своих консервативных суждениях.

– И все же, коллеги, как-то это все, мягко скажем, очень и очень непривычно, – резюмировал Кацман. – Я надеюсь, вы понимаете, что может следовать из полученных результатов?

– Я думаю, пока нам следует выделить одно, но самое главное следствие, – авторитетно ответил Евгений Михайлович, – и состоит оно в том, что теоретически предсказана возможность передачи некоего взаимодействия без передачи энергии. В силу отсутствия необходимости в энергии подобная передача может оказаться всепроникающей и, что еще более интересно, моментальной.

– Вот именно! Превышение скорости света! Как вам, а? Без лишней скромности! – воскликнул Кацман.