Дж. Макинтош - Вид на Солнечную систему

Орд сидел в своем кресле-вертушке и обозревал Солнечную систему. Здесь не мешала двухсотмильная атмосфера Земли, и видимость была прекрасная: со станции на орбите Плутона он видел невооруженным глазом все планеты, кроме самого Плутона, скрывавшегося в скоплении ярких звезд, и Меркурия, затмеваемого сейчас Солнцем.

Орд хорошо знал, куда смотреть. Каждый день, больше двух тысяч дней подряд, он рассматривал Солнечную систему. Двадцать пять раз он видел, как Меркурий торопливо обегает Солнце, Венера, более медлительная — девять раз. Земля совершила шесть привычный путешествий, обозначавших годы. Марс завершал свой четвертый оборот, а Юпитер не проделал еще и полпути.

— Наверно, легче от того, что их видишь, — проговорил легкий, чуть насмешливый голос за его спиной. Даже когда Уна говорила самые серьезные вещи, что случалось часто, в голосе ее звучал смех. — Если бы ты не мог видеть планеты, то давно свихнулся бы.

— А кто знает, что я не свихнулся? — возразил Орд. — Во всяком случае, ты этого не знаешь.

Он еще не повернулся. Он специально оттягивал этот момент, предвкушая, какое получит сейчас удовольствие.

— Я думаю, — ответила она, все так же с отзвуком смеха, — что если ты способен рассудительно говорить о сумасшествии, ты не мог еще далеко зайти в эту сторону.

Момент пришел. Он не желает ждать вечно. Орд повернулся и посмотрел на нее с медленной иронической улыбкой. Он знавал и более красивых женщин, но эта выгодно отличалась тем, что хорошо чувствовала пределы своих возможностей.

(Иллюстрации из первой журнальной публикации рассказа) [1] Обложка журнала "Galaxy Science Fiction", January 1952. Иллюстрации художника Дона Сибли (Don Sibley) взяты из этого издания.

Уна всегда носила эту без пятнышка белую рубашку с открытым воротом, аккуратно заправленную за пояс отглаженных свободных брюк бутылочного цвета. Возможно, было проявлением пессимизма думать плохо о том, чего не знаешь, но Орд считал само собой разумеющимся, что лучшее в фигуре Уны — это узкая талия и ноги.

Лоб у нее был слегка неправильной формы, и она старалась скрыть его каскадом своих прекрасных пепельных волос. Зубы казались идеальными в мягкой полуулыбке — улыбаться во весь рот она себе не позволяла. Верхняя пуговка ее безупречной рубашки намекала на то, что ее кожа не везде такая же чистая и гладкая, но подозрение никогда не имело возможности перейти в уверенность.

— Сколько еще, Колин? — Спросила Уна. — Я не слежу за временем так, как ты. Где они могут быть, если вылетели сразу же, как только оборвался луч?

— Я еще не подсчитывал с тех пор, когда ты спрашивала последний раз. — Голос его подрагивал, — но они могут быть совсем близко.

Она кивнула с некоторым сожалением.

Орд смотрел мимо нее на пустую стену напротив окон обсерватории. Места здесь хватало.

Космическая станция в трех тысячах шестистах миллионах миль от Солнца была рассчитана на одного человека, который постоянно будет один, проведет два года в собственном обществе за почти сказочную зарплату, и поэтому предусматривалось все для того, чтобы его жилище воспринималось просторным и комфортабельным, не давая в то же время холодящего ощущения пустоты. Обсерватория, машинный зал, комната отдыха, мастерская, спальня, ванная комната, складские помещения, запасная комната, куда ушла Уна, хотя она не предназначалась для Уны или кого-либо вроде нее.

Глядя на пустую стену, Орд представлял суматоху на Земле, когда оборвался одни из направленных лучей на Плутоне. Оставалось еще много лучей, ведущих космолеты сквозь пространство, но внезапное исчезновение луча со Станции 2 не могло не сказаться почти на всех межпланетных рейсах. На пять минут удлинялся лунный рейс, на дна или три дня — путешествие на Марс и Венеру, в зависимости от относительных положений пункта вылета, места назначения и двух оставшихся лучей Плутона, а полет на астероиды и спутники внешних планет требовал дополнительных недель или даже месяцев.

Две спицы направляющего колеса были целы, но оставался зияющий провал в сто двадцать градусов, где действовали только слабые лучи места назначения корабля, а мощный универсальный луч, который обычно поддерживал их, исчез.

Эта ситуация не являлась чем-то новым. Когда-нибудь в Солнечной системе появится столько несущих лучей, что кораблям даже не нужно будет знать, на каком именно они находятся. Они смогут просто направить свой нос в нужном направлении и стартовать, как галеоны, гонимые ветром. Но пока еще интенсивность межпланетных сообщений была недостаточной, чтобы имело смысл дублировать лучи.

Орд мысленно проследил шестилетний путь корабля. Неделя на подготовку. Два дня до Луны. Три недели перелет к Марсу — хватило бы шестнадцати дней, не отключись луч Станции 2. Потом затруднения. Лишь маленький луч Ганимеда поможет ремонтному кораблю на пути от Марса. Почти девять месяцев до Юпитера. Но тогда у корабля хотя бы будет достаточное ускорение, чтобы помочь ракетам на оставшиеся три тысячи двести миллионов миль… и долгий поиск молчаливой песчинки в космосе — его станции.

С лучом одиннадцать месяцев, без него шесть лет.

Выносить лишние пять лет одиночества помогала Орду мысль о зарплате, которая накопится за это время. Люди на космических станциях были необходимы, и космические линии так или иначе брали на себя ответственность за них.

Когда он вернется на Землю, ему будет двадцать девять лет, и денег хватит на всю оставшуюся жизнь.

Уна пожала плечами:

— Ну ладно, приятно было с тобой познакомиться, и я говорю серьезно.

— Тебе-то — да, Уна. Но это только потому, что до тебя были другие. Я многому научился.

— Ты только что нарушил первое правило, — весело проговорила она. — Никогда не говорить о «других». Будь осторожен, не нарушь второе правило.

— Какое?

— Ты должен знать. Хочешь, чтобы его нарушила я. Прежде всего — не говорить о тех, которые будут.

Она небрежно махнула рукой, явно желая покончить с этой темой.

— Сыграем в шахматы? — предложила она. — Давно не играли.

— Ладно. Но не здесь. Идем в комнату отдыха.

Орд пошел первым, хотя она знала станцию так же хорошо, как и он. Фигуры на доске расставил очень быстро: практика накопилась богатая. Уна села не напротив него, а примостилась на краешке дивана.

Только что они косвенно упомянули о том, что зрело уже некоторое время. Несомненно, Орду Уна уже начала надоедать. И некого было в этом винить. В шахматной партии содержался намек на прощание. Посошок на дорожку, так сказать.