Алексей Котаев - Человеческая оболочка: от/с/чет

Черный свет

МакКрей… Такое имя я унаследовал от предков. И не только имя. Я рожден в железной коробке, летящей через бескрайние просторы космоса. В ней же и умру. Мой отец, дед, прадед – все они были рождены на этом корабле. Тут же и встретили свой последний час. Перед лицом крутятся картинки с далекой, невиданной планеты, на которой я никогда не был. Красивое голубое небо. Ах, небо… Увидеть бы его в живую хоть раз. А не эту черноту.

Стоит только оторваться от панели на стене, что показывает мне далекий, невиданный мир, как я упираюсь в окно каюты. Толстое стекло ограждает меня от необъятного пространства капитанского мостика. А перед мостиком – космос. Чернота. Лишь мелкие светящиеся точки дико кружатся в танце прямо перед единственным иллюминатором корабля. Этот свет, странный, безжизненный, проникает в каждую щель нашего корабля, светит черным, не дает расслабиться. Даже через полуразбитое космической пылью стекло и паутину трещин не дает покоя эта бескрайняя чернота.

– ИСП, включи теплый дневной свет, – обратился я к бортовому компьютеру, что имеет привычку лезть в дела каждого члена экипажа, но только не здесь.

ИСП опять мне не ответила, лишь зажгла яркие лампы над головой, раскрасив пространство в светло-желтые тона. Каюта капитана и так была теплой и уютной, но этот мертвый свет, что пробивается через окно, он портит все.

Как же я ненавижу этот космос. Все это бесконечное путешествие…

Я тут самый молодой член экипажа. Винсент МакКрей. С гордостью произношу свою фамилию сам себе. Потому что по ней обращаются только к моему отцу. Великие МакКреи – великие капитаны «звездной колониальной экспедиции». Или «межзвездной»? Впрочем, какая мне разница… я-то среди звезд, так что будет «звездной».

Мы в пути уже одну тысячу восемьдесят пять лет, и я и представить не могу, насколько это много. Мне всего шестнадцать, я хочу не этого. Не этой бескрайней черноты. Вновь поймав взглядом картинки на экране, я понимаю, что хочу туда! К голубому небу, солнцу, что не выжигает глаза как сварка, мечтаю оказаться не в запертой коробке. Это не то место, в котором я должен быть.

– Винсент! – раздался голос отца сразу после шипения затвора двери в каюте.

– Что, пап?

Ну вот, он опять неодобрительно на меня смотрит. Я знаю, в чем дело.

– Простите, капитан МакКрей. Чем могу быть полезен?

– Закончил?

– Так точно! Глава про интегралы пройдена, все задания из приложения решены!

– Хорошо… Собирайся, тебе пора на дежурство.

– Пап, – я вновь нарываюсь на неодобрительное выражение лица. Отец любит субординацию, и даже сейчас он хочет ей следовать. – Зачем мне все это?

– Затем, что ты задаешь такие глупые вопросы.

– Я не понял.

– И вот поэтому тоже. Сколько тебе там? Шестнадцать?

– Семнадцать.

– А мне пятьдесят два. Пройдет еще семь лет, и ты займешь мое место. Потом еще десять, и у тебя появиться свой сын…

– Да, ты это уже говорил!

– А ты, видимо, плохо слушал! Ты станешь капитаном! Тебя готовят быть капитаном. Но каким капитаном ты станешь – зависит от того, что ты из себя представляешь. Чем больше знаний, тем шире кругозор. Тем больше пространство для маневра.

– Какого маневра, пап?

– Стекло видишь? – Отец ткнул пальцем на окно, что вело на мостик. – Расскажи все, что про него знаешь.

– Стекло, с добавлением свинца, высокая закалка.

– Нахрена в нем свинец?

– Защита от гамма-излучения, очевидно…

Старик высунулся на мостик, окинув его взглядом. Это его стекло не давало мне покоя. Мы только что разговаривали о жизни, а тут стекло.

– Льюис! – крикнул отец в кучу персонала, что суетилась у приборов перед вращающимся за окном космосом.

– Да, капитан? – ответили снизу.

– Расскажи все, что знаешь об этом стекле!

– Оно прозрачное, сэр. Твердое… Закаленное.

– А главное?

– Не знаю, сэр. Может, нужно, чтобы следить за нами и нашей работой?

– Да нахрена вы мне сдались все… – бухтел мой старик, возвращаясь в комнату.

Я не выдержал:

– Ну так и что?

– А ты сам-то не понял?

– Ну, он назвал больше всего.

– А главного не назвал. Почему?

– Кругозор?

– Именно. Все, хватит фамильярничать! Приступай к работе.

– Подожди, так это все было так просто? Ну вот то, что я это знаю, а Льюис – нет. В этом весь смысл обучения?

– Да.

– В таких мелочах?

– Да.

– Так это же просто!

– Если ломать парадигму для тебя просто, то я очень рад.

Отец опять говорит непонятными для меня словами. Он вообще не жалеет своего сына. Хотя я немного слукавил. Я больше клон, чем сын. Люди в условиях космической радиации и искусственной гравитации утратили возможность нормально размножаться. Меня вырастили из набора ДНК, из которого выращивали всех МакКреев. С одной стороны – удобно, знаешь, чего ждать в будущем. С другой – тоска, я смотрю на отца как на отражение себя в старости. А это удручает.

Я родился в пластиковом мешке, взращенный механизмом, что должен был быть задействован только на подлете к планете системы Проксима Центавра. Как, в принципе, и все здесь. Мы все еще образуем пары, как это было принято нашими далекими предками, воспитываем детей, не меняя численность населения. Мирно, спокойно и тесно. Нас тут сорок два человека, половина из которых – старики, как мой батя. Другая половина – молодняк типа меня. Ну и еще двое – это старики-долгожители, редкость, но бывает.

Пройдет семнадцать лет, и появится новое поколение, а старое на первых порах будет помогать его растить. Там командовать уже буду я, а батя будет сидеть с внуком. Как мой дед сидел со мной.

Вообще, изучая историю далекой Земли, я понял, почему корабли не везут тысячи человек так далеко. Бунты. Люди очень любят бунтовать, и, видимо, мое изучение истории помогло мне осознать это.

Четыре целых и две десятых световых года. А мы тащимся уже тысячу лет. В цифрах это что-то невероятное. Я не могу представить себе ни скорость света, ни, уж тем более, скорость, с которой мы летим.

– ИСП, какова точная скорость флота на данный момент? – обратился я к системе, шагнув в длинный светлый коридор, что шел через весь корабль: от капитанского мостика до самого хвоста.

– Один миллион сто пятьдесят тысяч метров в секунду, в соответствии с системой СИ, – раздался раздражающий голос компьютера.

ИСП – помощница. Она отвечает на многие вопросы, особенно если их правильно формулировать. Система знает все и обо всем, умудряясь рыться в архивах своих серверов, что занимают целый отсек корабля. Электронный женский голос сопровождает тебя повсюду, иногда проецируя запрошенные голограммы-изображения прямо в воздухе. Вот только вместо поддержки я испытываю чувство, будто за мной постоянно следят.