Сергей Раджабов - Ном

Даниель замялся при входе. Не хотелось блуждать в темноте. У него похолодели пальцы от мысли, что кто-то может захлопнуть за ним эту дверь, когда он войдёт. Он посмотрел вниз через лестничные пролёты и прислушался. Было тихо, никого.

– Ты где? Заходи, бери коробку.

Даниель переступил порог. От ярких ромбов в дощатом полу вверх, сужаясь до окон в покатой крыше и поджигая пылинки, росли волшебные колонны света. Повсюду, отрисованные этим светом, были разложены предметы какой-то странной, слишком правильной формы, которые при приближении к ним, оказывались самыми обычными. Кресло, чайник, столик с ящиками, стол заваленный мусором, мольберт с занавешенной картиной, кисти на старой палитре с бугорками высохшей краски. Свет преображал предметы так, что они выглядели слишком правильными, как на картине. Пахло растворителем, краской и деревом.

Карл показался из-за ширмы преображённый. Даниель проморгался. В нём боролись две версии увиденного: либо свет играет с его зрением в невозможные игры, либо перед ним не Карл. Оказалось, ни то, ни другое. Перед ним был Карл, только теперь в клетчатом костюме вместо кучи тряпья на подтяжках и в туфлях, натёртых до блеска.

– Там в углу есть пара коробок, складывай туда всё, что лежит на столе.

Даниель стал складывать мусор со стола в коробки. Детскую куклу без одежды, рамки от фотографий, потрёпанную коробочку с цветными мелками, стёклышки и другую мелочь. Предметы явно с помойки, но почему-то бережно разложенные на столе в каком-то неуловимом порядке. И зачем так церемониться, только чтобы вынести мусор?

Карл взял одну коробку, Даниель подхватил вторую. Тем же путём они дошли до овальной площади с обелиском. Теперь, когда Даниель смотрел в обратную сторону, было видно, что от площади, как зубья трезубца расходятся три улицы. Они пошли по самой правой, пока не поравнялись с длинной глухой стеной современного белого здания, исписанной словами на латыни. Карл принялся раскладывать предметы из коробок на парапете через дорогу от стены, мелками делать надписи на камнях и тротуаре. Улица очень быстро превратилась в выставку небольших инсталляций. Сам Карл встал под расписанной стеной, а прямо напротив разместил фотографию, на которой он сам в том же костюме стоит у этой самой стены. От фотографии к себе через дорогу Карл провёл меловой пунктир.

Даниель сел на нагретую солнцем лестницу и наблюдал, как прохожие задерживаются у инсталляций, радуются открытию скрытых смыслов. Некоторые, обнаружив на другой стороне пунктира самого Карла частью экспозиции, направлялись к нему, чтобы закинуть монету или купюру в металлическую банку у его ног.

Карл взглянул на часы на руке подающего, щёлкнул каблуками в ответ на звон монет и подошёл к Даниелю, который от скуки слонялся вдоль улицы и прислушивался к разговорам туристов.

– Постой-ка вместо меня, Дан, пока я сгоняю кое-куда. Сможешь?

Даниель встал на место Карла в его клетчатом пиджаке и очках. Разница в образах веселила зрителей, монеты сыпались почти непрерывно. Вот только, щёлкать каблуками в ответ у Даниеля не получалось. Самодельные подошвы его сандалий могли только глухо испускать облачко пыли.

Тень от стены музея давно переползла улицу, когда Карл наконец появился с пакетом в руках из которого вкусно пахло. С виду сытый и слегка навеселе, он сообщил, что Андреа опять загребли полицейские, а сквот опечатали. Добавил, что это ничего, что такое с Андреа случается постоянно.

Даниель вернул вещи. Карл опрокинул содержимое банки в карман пиджака, прошёлся вдоль парапета, сложил в коробку то, что может ещё пригодиться, вручил сильно полегчавшую коробку Даниелю, и они двинули обратно к мастерской.

Вито крутился рядом с каменной чашей фонтанчика, выглядывая сквозь рябь, как замирают и исчезают мальки. Гигантская жаба на мраморном пне посреди чаши изрыгала воду. Звуков улицы слышно не было. Прохладная синеватая тень наполняла воздушный колодец, составленный из домов. Пахло жареным мясом. Вито задумался о том, откуда в этом фонтане взялись мальки, даже попытался поймать одного ладонью, чтобы принести домой, дождаться, пока тот вырастет и тогда определить, что это за рыба. Мальки слишком юркие, унести улов не в чем. И зачем их куда-то нести, если они могут вырасти прямо в фонтане?

Во двор из подъезда прихромала Алиса. Она заметила Вито и отмахнулась от матери, которая несла за ней складной стульчик. На девочке были белые шорты и розовая майка. Её левая нога была обычной, а правая торчала из кроссовка тонким стеблем, практически лишённая мышц. Тем не менее, Алиса неплохо перемещалась сама, непонятным образом двигая костью, обтянутой загорелой кожей. Она дошла до фонтана и уселась на краешек.

– Лизу ждёшь?

– Жду.

– Хочешь потрогать? – Алиса погладила кожаную кость.

Вито мотнул головой.

– Не бойся. Не заразно.

Вито дотронулся пальцем до Алисиной коленки, но тотчас отдёрнул руку, когда девчонка заорала, как оглашенная.

– Всё те же дурацкие шуточки.

Лиза вошла через калитку во двор и присела на край фонтана рядом с сестрой. Спортивная сумка сползла у неё с плеча и плюхнулась на землю.

– Где мама?

Алиса показала себе за спину на дверь подъезда:

– Зарабатывает тебе на балет.

– Тебе на врачей.

– Вито, а ты выбрал себе специализацию в школе? Вот Лиза будет проституткой, потому что слишком длинная для балерины. Когда-нибудь она переломает себе ноги в своих пуантах, и останется ей только одна карьера.

Лиза подхватила с земли сумку и направилась прочь со двора. Вито пошёл за ней. Алиса, криво улыбаясь, осталась сидеть и пялиться в небо со дна колодца.

Лиза направилась к мусорному контейнеру на обочине дороги, из которого торчали отрубленные ветки деревьев, на ходу расстёгивая сумку. Она выудила пуанты и, качнув ими в воздухе за розовые атласные хвосты, зашвырнула на вершину кучи. Один повис, надетый на деревянную ногу. Вито подскочил, опёрся одной рукой о ржавый край контейнера и махнул по воздуху другой. Не достал. Лиза вклинилась в поток прохожих. Вито пустился следом и быстро догнал.

– Глупая девчонка сказала глупость, а ты сразу в помойку. Жалко же.

– К чёрту их. Они изношенные. На ремонт денег нет. И знаешь, она права. Я там развлекаюсь, танцую, строю из себя девочку для наслаждений, чтобы мы наконец-то зажили нормально. Когда-нибудь.

– Что плохого в том, чтобы быть балериной?

– Ничего. Плохо быть камнем на шее. Проблем сраная прорва, а я как будто прячусь от них за забором из пачек и балеток…

Она шла, пока ритмичная ходьба её не успокоила. Вито едва за ней поспевал.

– Знаешь, сегодня танцмейстер вывел меня на середину в конце занятия и похвалил. Впервые. Подумала, что, вот оно, попёрло. А теперь… Не могу больше. Я должна что-то сделать.