Екатерина Крапивенцева - Не сдохнут только одиночки

***

Ближе к восьми вечера в опорный пункт подтянулись самые опытные из «партизан». Выйдя из кабинета, Чумаков с удивлением «поймал» у своих дверей Наталью Александровну – ту самую приятную прапорщицу в годах, посетившую его утром.

– Нашлись с мужем? – Спросил он, озабоченно оглядываясь по сторонам в поисках её супруга.

– А как же, – подбоченилась Наталья. – Полжизни вместе. Уже не сбежит! – Её весёлый смех, как колокольчик, прокатился по коридору. Молодой, яркий, дающий веру во что-то лучшее.

Очнувшись от тяжких дум, Чумаков вдруг осознал, что люди вокруг ещё могут радоваться и шутить. Жить своей обычной жизнью, любить. Строить планы. И пока ты дышишь, ничего не потеряно. Будут шансы. Главное – ввязаться в бой, а там по обстоятельствам.

– Познакомите? – Подмигнул он Наталье. И неунывающая прапорщица привела к участковому пару мужчин в годах.

Указав ладонью на крупного, усатого, как морж, дядьку, она улыбнулась:

– Прошу любить и не жаловаться: мой муж Алексей. А это, – перевела она руку на маленького, абсолютно лысого мужчину справа, – друг нашего семейства, старший прапорщик Бобылюк.

– Приятно познакомиться, – и Чумаков по очереди пожал мужчинам руки, премного удивившись всей мощи хрупкого на вид Бобылюка. Субтильный дядька с таким рвением сжал кисть лейтенанта, что тот невольно охнул от неожиданности.

– Чемпион нашей части по армреслингу, – засмеялась Наталья, поймав удивлённый взгляд Чумакова.

– Ну как, все успели познакомиться? – Поинтересовался лейтенант, когда к компании присоединился рослый, чернявый мужчина с наколкой на запястье.

– Андрей Голичников, – представился он. – Программист, ветеран Второй Чеченской. Отец двоих близнецов. Не знаю, зачем я вам это рассказываю, – пожал плечами мужчина, поправляя ворот водолазки, – просто переживаю немного. Остальные уже подтянулись. Ну что, начнём инструктаж?

Под вечер, в прихожей раздался звонок, и Алла подбежала к домофону, мурлыкая нараспев:

– Кто там?

Жужа и кот мгновенно заняли позиции зрителей в первом ряду. Вообще, нужно сказать, что к исходу второго дня, Альф немного привык к незваным гостям и перестал выражать своё презрение.

Ещё утром, забравшись на подлокотник дивана, он старательно обнюхал грустного Мишу и, устроившись на руке, подтянул пушистую задницу поближе к его лицу, заставляя мальчика фыркать и смеяться.

– Так выглядит доверие, если ты кот, – подбодрила парня я, и Миша с широкой улыбкой гордо наглаживал шерстяного оккупанта, пока тот не устал от ласк и не уполз в «задиванье».

Но в целом, не смотря на компьютерные игры и наши с Аллой попытки его расшевелить, Мишка вступил в самую неприятную фазу принятия – горевание. Кажется, он, наконец, осознал, что родителей не вернуть, и прежняя жизнь навсегда осталась в прошлом. Для каждого из нас, без исключения. Все мы что-то потеряли: как минимум, возможность свободно передвигаться и жить без страха. Как максимум, близких, стабильность и веру в светлое завтра.

– Отопри дверь, – окликнула Алла Мишу, уходя на кухню. – А то котлеты сгорят. В ожидании гостей она сильно разволновалась и постоянно крутилась перед зеркалом, то собирая волосы в густую косу, то расплетая их и разбрасывая по плечам золотистым каскадом.

Я же, кинув украдкой взгляд в небольшое зеркало, без особых стараний взбила свои «три пера», ни на что в сущности не рассчитывая… И в порыве чистоплотности, решила поменять полотенца в ванной, попутно загрузив «стиралку», пока та ещё работает: «Кутить, так кутить!»

Войдя в квартиру, Петренко первым делом кинулся приветствовать Жужу:

– Ух, ты! Бернский зенненхунд! Какая ты красотка, – присел он на коленки перед собакой, от неожиданности, попятившейся назад.

– Дай ей время к тебе привыкнуть, – выйдя из ванной на выручку Жуже, я потянула за рукав любвеобильного сержанта. – Она же дама! А ты к ней сразу ручонки тянешь. Это так не работает.

– Давно я не ухаживал за барышнями, – рассмеялся сержант. – Прошу простить.

И не имея возможности пощупать Жужу, он сгрёб рукой ничего не понимающего кота. Затравленно озираясь, Альф с ненавистью посмотрел на меня, не найдя поддержки. И почёсывая недовольного кошака за ухом, Петренко поплёлся с ним на кухню, где Алла уже ждала своего «избавителя» с приготовленными ей разносолами.

– Проголодались? – Лучезарно улыбнулась она, ставя тарелку перед сержантом.

Глаз Петренко загорелся, и грех – его судить за это. Аппетитная котлета, посыпанная зеленью, салат из свежих овощей и воздушные, крепко взбитые пики картофельного пюре. Такой набор кого угодно сведёт с ума.

Но идиллию нарушил Чумаков. Плюхнувшись в кресло за спиной сержанта, он сунул нос в его тарелку и закатил глаза:

– Петренко как на работу поесть сюда ходит. Ты не лопнешь, сержант?

– Мужчина должен хорошо есть, – залилась краской Алла.

«Тааааак, – подумала я. – Ничего хорошего. Кажется, девка втюрилась в глубоко женатого сержанта».

– Запас продуктов не резиновый, – продолжил Чумаков «нравоучать» заместителя. – Какой бессовестный, прожорливый подчинённый мне попался. Ест и не краснеет! С нас причитается, – улыбнулся он мне, – завтра же принесём вам чего-нибудь вкусного. А то мы уже третий день на ваших лугах пасёмся.

– Безнаказанно, кстати. – Набросившись на котлету, буквально истекающую ароматным соком, Петренко закатил глаза от блаженства. – Как в детском садике…

– Это комплимент? – Встрепенулась Алла.

– Самый настоящий, – поднял палец вверх Петренко, набивая в рот побольше пюре. Далее его речь стала совсем нечленораздельной.

– Давайте, и Вам котлетку кину, товарищ лейтенант? – Подмигнула девушка Чумакову. – Маленькую, вон ту, – указала она лопаткой на шкварчащий, румяный комочек фарша.

– Ну, если только маленькую… – неуверенно протянул Чумаков, сглатывая слюну. – Мы вообще-то по делу пришли.

– Все дела после ужина, – Алла мгновенно превратилась в «строгую мамочку». – Иначе желудки себе «посадите». – И, сердобольно подложив благодарному Петренко ещё одну котлету, она уселась за стол, благоговейно глядя, как плоды её трудов исчезают в бездонных желудках служителей закона.

***

Положив в тарелку еды, я позвала Мишу ужинать.

– Аппетита нет, – отмахнулся мальчик и, погрузившись в книгу, отвернулся к стенке.

Придя на кухню, первым делом я набросилась на Петренко с просьбами:

– Надо бы побеседовать с Мишей, по-отечески… Как-то его приободрить… Совсем пацан сине-серый в последнее время. А я, честно говоря, не знаю, с какой стороны подступиться. Способен ли разум восьмилетки адекватно воспринять творящееся вокруг? Тем более, что он остался без родителей, с чужими людьми. – Неуверенно прошептала я, смотря во все глаза на полицейских. – Не умею я общаться с детьми. Не могу и не хочу бередить его раны. Но и так оставлять всё тоже не стоит.