Генри Каттнер - «Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Увы, алфавитный запой с его фантастическими смесями давался Гэллегеру нелегко. Изобретателя и так одолевало похмелье, а жажда Каффа казалась неутолимой.

– «Л»? Что у нас на «л»?

– «Лакрима кристи»… А еще «Либфраумильх».

– Давай, давай!

Какое это было облегчение, когда они добрались до мартини. После «отвертки» Гэллегера развезло. Когда дошло до «р», он предложил рутбир, но Кафф был категорически против безалкогольных напитков.

– Ну тогда рисовое вино.

– Рисовое? Годится! Эй, мы пропустили «н»! Паршиво! Придется начинать сначала, с «а».

Гэллегер принялся отговаривать собутыльника от явной авантюры и добился успеха только благодаря тому, что заинтриговал олдермена экзотическим названием «негрони». Они двинулись дальше, через смэш, текилу, узо и фраппе. «Х» означало «Хеннесси».

– «Ц»?

Они таращились друг на друга сквозь алкогольный туман. Гэллегер пожал плечами и огляделся. Когда они успели перебраться в этот роскошный приватный кабинет клуба?

– «Ц»? – допытывался Кафф. – Давай, приятель, не подведи меня!

– Цуйка, – выкрутился Гэллегер.

– Правильно! Остались пять букв: «ч»…

– Толстяк. Помнишь?

– Старина Смит, – ответил Кафф и разразился хохотом.

По крайней мере, фамилия прозвучала похоже на «Смит».

– Кличка Толстяк прекрасно ему подходит!

– А имя?

– Чье?

– Толстяка.

– Никогда не слышал, – хихикнул олдермен.

Подошел официант и тронул Каффа за руку:

– Вас хотят видеть, сэр. Ждут внизу.

– Понял. Приятель, я через минуту вернусь. Все всегда знают, где меня можно найти – особенно когда я здесь. Не уходи. У нас еще осталась «ч» и… и… что еще?

Он вышел. Гэллегер отодвинул стакан с выпивкой, которую даже не пригубил, встал и, шатаясь, вышел в холл. Там ему на глаза попалась кабинка видеофона, и он, подчиняясь порыву, направился к ней.

– Опять надрался, – заключил появившийся на экране Нарцисс.

– В дымину, – подтвердил Гэллегер. – Зато я вышел на след.

– Я бы тебе посоветовал обратиться в полицию, чтобы выделили охрану, – сказал робот. – Сразу после твоего ухода сюда вломились какие-то типы, искали тебя.

– Какие-то… кто? Ну-ка, повтори!

– Трое громил, – терпеливо уточнил Нарцисс. – Главный у них высокий, тощий, с соломенными волосами и золотым передним зубом. Носит костюм в клеточку. Другие…

– Не нужно описывать, – прорычал Гэллегер. – Просто скажи, что случилось.

– Больше ничего. Они хотели похитить тебя. Не застав, попытались украсть машину. Я их прогнал. Я ведь довольно силен для робота.

– Они не повредили машину?

– А насчет меня не желаешь поинтересоваться? – капризно спросил Нарцисс. – Ведь я куда важнее, чем эта штуковина.

– Я перезвоню, – буркнул Гэллегер. – А сейчас мне позарез нужен крепкий кофе.

Он встал и вывалился из кабинки. К нему направлялся Макс Кафф. Олдермена сопровождали трое мужчин. Один из них резко остановился, у него отпала челюсть.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Босс, это же тот самый парень! Гэллегер! Так это с ним ты напился?

Гэллегер попытался сфокусировать зрение. Говоривший обрел контуры. Высокий, худой, с соломенными волосами и золотой фиксой. И в клетчатом костюме.

– Вырубите его, – приказал Кафф. – Да поживей, пока он не заорал и пока никто сюда не явился. Гэллегер, значит? Смышленый парень, да?

Гэллегер заметил, как что-то приближается к его голове, и попытался отпрянуть в кабинку – так улитка прячется в своей раковине. Не вышло. Ослепительно вспыхнули и закружились огни, и он вырубился.

У этой социальной культуры, сонно размышлял Гэллегер, есть две проблемы: чрезмерный рост экзодермы и ее же окостенение. Цивилизацию можно сравнить с цветочной клумбой. Каждое отдельное растение представляет собой значимый элемент композиции. Рост – это прогресс. Технология, многострадальный желтый нарцисс, получает корневую подкормку концентрированной бизнес-активностью, создаваемой войнами, что стимулирует бурное и бессмысленное развитие. Но ни один мир не будет нормальным, если сумма его частей не равна целому.

У растения, вынужденного жить в тени желтого нарцисса, развились паразитические тенденции. Отказавшись от бесполезных корней, оно вьется вокруг нарцисса, взбирается по его стеблям и листьям. Эта удушающая лиана, она же религия, политика, экономика, культура, слишком медленно меняет свои формы, а потому ее обгоняет блистающая комета науки, беспрепятственно взмывшая на небосклон новой эры. В давние времена писатели теоретизировали о том, что в будущем – в их будущем – сложится совершенно иной социологический паттерн. До эпохи ракетных кораблей не доживут столь абсурдные явления, как разводненный акционерный капитал, грязная политика и гангстеризм. Но этим теоретикам картины грядущего рисовались слишком смутно. Ракетные корабли, полагали они, появятся еще очень и очень не скоро. А получилось так, что человек высадился на Луне раньше, чем из обихода вышли карбюраторные двигатели.

В начале двадцатого столетия великая война дала мощнейший толчок развитию технологий, и это развитие потом не прекращалось. Увы, большинство видов реального бизнеса зиждилось на таких фундаментах, как человеко-часы и устойчивые денежные системы. Единственная параллель – эпоха великих финансовых пузырей, «Миссисипского пузыря» и его собратьев. За ней последовал период хаоса, реорганизации, рискованный переход на новые денежные системы, неистовое метание из крайности в крайность. Юриспруденция усложнилась настолько, что требовались многочисленные команды экспертов, вооруженных калькуляторами Педерсона и мыслящими машинами «Механистры» для выстраивания изощреннейшей аргументации, так и норовившей снести границу символической логики и сорваться в бездну абсурда. Убийца, не подписавший чистосердечного признания, имел все шансы выйти сухим из воды. А если и подписывал, существовали способы дискредитировать самые, казалось бы, надежные доказательства. В этой безумной каше власти пытались опираться на островки исторической тверди – судебные прецеденты, – и зачастую получалось только хуже. Поэтому от прецедентного права пришлось отказаться.

Вот так оно и шло. В какой-то момент стало казаться, что социология сможет догнать технологию. Но этого пока не случилось. Мировая история еще не знала такого масштаба азартных игр в экономике. Требовались гении, чтобы распутать создавшийся клубок. В конце концов у природы сработал механизм самозащиты и в результате мутаций такие гении появились, но их деятельность еще очень не скоро даст ощутимые результаты. У Гэллегера уже сложилось представление о том, что теперь необходимо человеку для успешного выживания: отменная приспособляемость и обширный багаж практических и непрактических знаний абсолютно во всех областях. Этот человек должен разбираться в растениях и животных, в минералах и…