Генри Каттнер - «Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

– Нарцисс, лампу!

Лампа-переноска уже была подвешена к крючку. Гэллегер медленно повел ею вдоль машины. Вот ультрафиолетовый свет добрался до желобчатого колеса на дальнем от окна торце корпуса.

Что-то засветилось.

Оно исходило из маленького клапана, имело синий оттенок, сбегало по желобу и свивалось в кольца на полу лаборатории. Гэллегер снова прикоснулся к рычагу. Машина прекратила работу, клапан закрылся со щелчком, прекратился ток таинственной синеватой субстанции. Гэллегер наклонился и подобрал виток. Тот исчез, стоило отстранить лампу. И вновь появился, когда лампа приблизилась.

– Вот она, коммандер, – сказал изобретатель. – Проверьте.

– Гибко-жесткая тяга? – спросил Уолл, вглядываясь.

– И ничто иное, причем в любом количестве, – ответил Гэллегер. – Это комплекс неорганических веществ, минеральное содержимое грунта, предельно уплотненное и вытянутое в проволоку. Вот только груз весом в тонну этой проволоке не удержать.

– Разумеется, – кивнул Уолл. – Она разрежет сталь, как нитка режет масло. Превосходно, мистер Гэллегер. Но нам необходимо провести испытания.

– Валяйте – испытания подтвердят мои слова. Эту проволоку можно протянуть по кораблю из конца в конец, обогнув любые углы, и она никогда не сломается от деформаций. Потому что слишком тонка. И не лопнет от натяжения, потому что, опять же, слишком тонка. Ни один проволочный трос на такое не способен. Вам нужна прочность на изгиб, которая не скажется на прочности при растяжении.

Коммандер ухмыльнулся. Он был доволен.

– Вам, наверное, теперь понадобятся деньги? Можем оплатить любые материалы, в пределах разумного, конечно. Как насчет десяти тысяч?

Вперед рванулся Хоппер.

– Гэллегер, я проволоку не просил! Мой заказ не выполнен!

Гэллегер не ответил – он перенастраивал лампу. Голубая флуоресценция сменилась желтой, та – розовой.

– Вот тебе твой экран, зануда, – сказал Гэллегер. – Видишь эти миленькие цвета?

– Конечно вижу! Я же не слепой. Но…

– Цвет меняется в зависимости от того, сколько ангстрем я даю. Вот так – синий. Так – красный. Так – опять синий. А когда выключаю лампу…

Проволока, которую держал Уолл, осталась видимой.

Хоппер со щелчком закрыл рот. Наклонился вперед, свесив голову набок.

– У проволоки тот же показатель преломления, что и у воздуха. Я специально так сделал.

Гэллегеру хватило совести слегка покраснеть. Ничего, еще будет время поставить Гэллегеру-Штрих выпивку.

– Специально?

– Тебе нужен стереоскопический экран, на который можно смотреть с любого угла, и чтобы при этом не возникало оптических искажений. И чтобы показывал в цвете – иначе в наше время нельзя. Ну так вот он.

Хоппер задышал тяжело. Гэллегер продолжил, глядя на него с ухмылкой:

– Возьми каркас ящика и сделай стенки из проволоки, чтобы получился сетчатый куб, причем сетка будет невидимой. Но это в обычном свете. Если же менять длину волны, появится изображение – цветное, в зависимости от количества ангстрем. Твой кинофильм или телепередача будет показываться в красках. Причем объемно, поскольку изображение создается невидимым кубом. И наконец, с любой точки оно будет смотреться без искажений, ведь это не оптическая иллюзия стереоскопического изображения, а настоящее трехмерное изображение. Дошло?

– Да, – слабым голосом ответил Хоппер. – Я понял. А почему… почему ты раньше об этом не сказал?

Гэллегер поспешил сменить тему:

– Коммандер Уолл, мне требуется защита полиции. Гангстер по имени Макс Кафф намерен прибрать эту машину к рукам. Сегодня его громилы пытались меня похитить…

– Вмешательство в дело государственной важности? – мрачно проговорил Уолл. – Знаю я этих хищных политиканов. Если разрешите воспользоваться вашим видеофоном, Макс Кафф вас больше не побеспокоит.

Узнав, что Макс Кафф крепко получит по шее, Смейт просиял. Жизнерадостный блеск его глаз подсказал Гэллегеру, что не мешало бы предложить гостям выпивку. В этот раз даже коммандер не устоял – закончив разговор по видеофону, принял из руки Нарцисса стакан.

– Ваша лаборатория будет охраняться, – сообщил он Гэллегеру. – Кафф для вас больше не опасен. – Он выпил и пожал Гэллегеру руку. – Я должен срочно доложить правительству о вашем успехе. Огромное спасибо и всего вам доброго. Завтра созвонимся?

Коммандер ушел, а с ним и полицейские. Залпом выпив коктейль, Хоппер сказал:

– Я должен извиниться. Надеюсь, старина, ты зла держать не будешь.

– Не буду, – ответил Гэллегер, – если заплатишь, что обещал.

– Получишь чек по почте. И… ох… И… – Хоппер умолк.

– Что с тобой?

– Ничего… – пролепетал позеленевший Хоппер. – Мне нужно на свежий воздух… Гррл…

За его спиной хлопнула дверь. Гэллегер и Смейт озадаченно переглянулись.

– Странно, – произнес Смейт.

– Должно быть, наказание свыше, – предположил Гэллегер. – Мельница богов…

– Ну что, убрался Хоппер? – спросил Нарцисс, вошедший с наполненными стаканами.

– Ага. Интересно, что это с ним?

– Я ему сделал «микки финн» [19] Напиток с добавлением психоактивного вещества, например хлоралгидрата. Своим названием он обязан чикагскому бармену Майку Финну, который обвинялся в использовании нокаутирующих препаратов с целью ограбления клиентов. , – объяснил робот. – Он же ни разу на меня не взглянул. Я не особо тщеславен, но человек, настолько нечуткий к красоте, определенно заслуживает урока. А теперь прошу меня не беспокоить. Я иду на кухню, буду там отрабатывать танцевальные движения. Пользуйтесь алкогольным органом. Впрочем, не запрещаю прийти и полюбоваться.

Жужжа шестеренками и колесиками, Нарцисс покинул лабораторию. Гэллегер вздохнул:

– Куда все катится…

– Что именно?

– Да все. К примеру, я получил заказ на три совершенно разные вещи. А потом напился и собрал устройство, решающее все три проблемы. Мое подсознание их как орешки щелкает. Но, увы, протрезвев, я ничего не могу понять.

– Зачем же тогда трезветь? – серьезно осведомился Смейт. – Как работает этот алкогольный орган?

Гэллегер продемонстрировал.

– Погано себя чувствую, – пожаловался он. – Мне бы проспать целую неделю или…

– Или?

– Напиться. Пусть так и будет. Знаете, какой вопрос не дает мне покоя?

– Какой?

– Почему эта машина, когда работает, поет «Сент-Джеймсскую больницу»?

– Хорошая же песня, – сказал Смейт.

– Спору нет, но ведь мое подсознание следует логике. И пусть это безумная логика, но…

– Да не берите в голову, – посоветовал Смейт.

Гэллегеру сразу полегчало. Он вновь почувствовал себя в своей тарелке. Вернее, в теплом розовом тумане. Теперь есть деньги в банке. Судиться не надо. Макс Кафф наверняка получит по заслугам. А тяжелый топот говорит о том, что на кухне отплясывает Нарцисс.