Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]

Я сказал, что в этом что-то есть. Они собрались уезжать, и он сказал, что позвонит мне завтра и покажет несколько лучших участков, которые можно устроить практически за гроши наличными, а они наверняка поднимутся в цене: подумать только, ведь здесь скоро будет новый ракетный комплекс.

– Интересно было послушать о ваших впечатлениях, мистер Гордон, поистине приятно. Надо будет мне как-нибудь рассказать вам кое о чем, что со мной приключилось в Тихуане, только когда жены рядом не будет, ха-ха!

Джоан сказала мне:

– Не могу понять, зачем она за него вышла. Налей мне еще выпить, лапка, двойную, а то не могу. Я убавлю немного газ в духовке, ужин не остынет.

Мы оба приняли по двойной, потом еще раз, а поужинали около одиннадцати. Джоан ударилась в слезы, когда где-то около трех я стал настаивать на том, чтобы уехать домой. Она сказала мне, что я слабак, и я согласился; она сказала мне, что все могло бы случиться по-иному, если бы я не настоял на уходе в армию, и я опять согласился; она велела мне выйти с заднего крыльца и не включать света, и что она ни за что не захочет увидеться со мной еще раз, и Джим семнадцатого уезжает в Саусалито.

Я еще успел на самолет до Лос-Анджелеса на следующий день.

Только знаете – я НЕ виню во всем Джоан. Джоан мне нравится. Я уважаю ее и всегда буду ей благодарен. Она неплохой человек. Если бы у нее было больше возможностей на старте – скажем, на Невии – она стала бы высший класс! Даже так, она та еще девочка. Дома у нее было прибрано, дети чистые, здоровые и хорошо ухоженные. Сама она щедра, предусмотрительна и добродушна.

Да и я не чувствую за собой вины. Если мужчине есть хоть какое-то дело до чувств женщины, он не может отказать ей в одном: повторить еще раз, если ей того хочется. Да и не стану прикидываться, что мне самому этого не хотелось.

Однако всю дорогу до Лос-Анджелеса я чувствовал себя скверно. Не из-за ее мужа, тому я плохого не сделал. И не из-за Джоан, ее не сметало с ног порывом страсти, и угрызения совести она чувствовать стала бы вряд ли. Джоан – славная девочка и добилась хорошей приспособленности своего характера к такому невозможному обществу. И все-таки мне было скверно.

Мужчине не приличествует критиковать самые женственные качества женщины. Хочу, чтобы было ясно; малютка Джоан была не менее мила и душевна, чем та Джоан помоложе, от которой я ушел в армию в наилучшем настроении. Дело было во мне: я изменился.

Недовольство мое направлено против всей той культуры, в которой ни один индивидуум не несет ответственности более чем за каплю вины. Позвольте мне процитировать нашего широкообразованного культуролога и повесу доктора Руфо:

– Оскар, когда ты вернешься домой, не жди слишком многого от своих соотечественниц. Ты будешь наверняка разочарован, и милых бедняжек нельзя в этом винить. Женщин Америки отучили от половых инстинктов, и они стараются возместить это неуклонным интересом к ритуалам над мертвой оболочкой секса… причем каждая уверена, что «интуитивно» знает ритуал, необходимый для воскрешения трупа. Она ЗНАЕТ, и никто другого ей доказать не сможет… особенно мужчина, которому не повезло настолько, что он оказался с ней в одной постели. Так что и не пытайся. Ты или разозлишь ее, или подорвешь ее веру в себя. Ты пойдешь в наступление на самую святую из коров: на ту выдумку, что женщины знают о сексе все, просто потому что они женщины.

Руфо нахмурился.

– Типичная американка уверена, что гениальная, как coutupiere, как оформитель интерьера, как изготовительница лакомых блюд и, во всех случаях, как куртизанка. Чаще всего она ошибается в четырех отношениях. Но не пытайся ей это сказать.

Он добавил еще:

– Если только не сумеешь найти такую, которой еще нет двенадцати, и увести ее в сторону, особенно от матери. И даже это может быть слишком поздно. Однако не пойми меня превратно; так на так и приходится. Мужчина-американец тоже убежден, что он великий воин, великий политик и великий любовник. Выборочные проверки показывают, что он заблуждается так же, как и она. Или еще хуже. Говоря с историко-культурной точки зрения, есть веские доказательства тому, что секс в вашей стране был скорее уничтожен мужчинами, а не женщинами Америки.

– Ну и что же МНЕ в таком случае делать?

– Сматывайся время от времени во Францию. Француженки почти так же невежественны, но отнюдь не настолько самодовольны и часто поддаются обучению.

Когда мой самолет приземлился, я выкинул эту тему из головы, так как планировал некоторое время прожить анахоретом. Еще в армии я понял, что жить вовсе без секса лучше, чем на, голодном пайке. У меня были серьезные планы.

Я решил вести жизнь работяги, который заложен во мне от природы: вкалывать и иметь в жизни цель. На свои счета в швейцарских банках мне можно было бы вести жизнь богатого бездельника. Только бездельником я уже побывал, это оказалось не в моем вкусе.

Я участвовал в величайшем разгуле в истории, да так, что я сам бы тому не поверил, если бы мне от этого столько не привалило. Теперь пришла пора остепениться и вступить в «Герои-Анонимы». БЫТЬ героем – неплохо. А вот герой В ОТСТАВКЕ – сначала он становится занудой, а потом – лодырем.

Первой моей целью был Калтех [91]. Я уже мог позволить себе все самое лучшее, а у Калтеха только один соперник – там, где попытались объявить секс совсем вне закона. Вдоволь я уже насмотрелся на это унылое кладбище в 1942 – 45-м.

Декан приемной комиссии не очень меня приободрил.

– Мистер Гордон, знаете ли вы, что мы принимаем меньше, чем отвергаем? Да и полного зачета по этому переводному листу мы не могли бы вам предоставить. Это не недостаток вашего прежнего учебного заведения – и ведь к тому же мы рады помочь демобилизованным из армии, – однако у этого института более высокие стандарты. И еще одно, в Пасадине вам вряд ли удастся недорого устроиться.

Я сказал, что буду счастлив занять любое место, которое заслуживаю, и показал ему свой банковский счет (один из них), и предложил чек на оплату обучения за год. Он не стал его брать, но немного оттаял. Я ушел от него с впечатлением, что место для С.П. «Оскара» Гордона найтись может.

Я проехал к центру города и подал заявление, чтобы из «Сирила Поля» меня официально переделали на «Оскара». А потом начал поиски работы.

Нашел я ее за городом в Долине в качестве младшего чертежника в филиале дочерней компании одной из корпораций, изготовлявших покрышки, оборудование для пищевой промышленности и кое-что другое – а именно ракеты. Это явилось частью Плана Выздоровления Гордона. Через несколько, месяцев за кульманом я бы снова вошел в колею, а учиться я намеревался вечерами и вести себя примерно. Я нашел меблированную квартиру в Сотелле и приобрел для поездок подержанный «форд».