Мария Шелкопряд - Дыхание светлячков

У обледеневшего причала нас уже ждали. Весть о профессоре, направляющемся промывать мозги вампирам, быстро облетела окрестности – у Василевича просили автографы, фотографировались с ним на память, желали успехов в странном, но забавном начинании. Мы едва успели уложиться с загрузкой багажа на плавучий кран в срок.

Наши вещи просто свалили на кучу груза, и мы в сопровождении улыбчивого громогласного капитана отправились в столовую пить ароматный чай с морошкой. Кран неспешно шел вдоль берега, и из окна открывался прекрасный вид на белую равнину, раскрашенную зеленым с красным северным сиянием. Покончив с чаем, мы решили не терять времени зря и взяться за словарик. Пришлось выбираться из тепла и ковылять к оставленным снаружи рюкзакам.

Разомлевшая от чая, я не сразу заметила, что сестра остановилась, вместо того, чтобы нагнуться к рюкзаку. Тали, как и все мертвецы, могла становиться совершенно неподвижной, замирая подобно незыблемому камню.

Удивившись, я заглянула вперед через плечо сестры – среди вещей крутился счастливый с виду белоснежный песец. Видимо, больное ликованием животное как-то умудрилось пробраться на плавучий кран, а потом заснуть среди тюков и прочего груза, оставшись незамеченным.

Мы с Тали переглянулись. Животное, размером с крупную кошку, отплясывало беззаботную джигу, ничуть не беспокоясь от появления людей. Его так и хотелось взять на руки и приласкать, почесать за закругленным ушком, а то, что в отличие от детенышей тюленя песец не превратится навсегда в огромное и непушистое создание, окончательно решило его участь.

Я отступила обратно к закрытым помещениям, и направилась искать капитана. Улыбчивый начальник крана с коротко стриженой бородой предсказуемо обнаружился рядом с профессором Василевичем. Узнав в чем дело, он наотрез отказался выдавать «Вакчум-70», последний, и самый стопроцентно действующий препарат от нейровирусного заболевания, именуемого у нас по старинке ликованием или чумкой. Но я знала – вакцина у капитана непременно есть. Пришлось выслушать длинную отповедь, о том, что я могу бесплатно взять здоровое животное с любой песцовой фермы, и мне посодействует в этом через знакомых вся команда крана, а если уж так приглянулось больное животное, то зачем его лечить? Помрет – никакой мороки с кормом и какашками, да и останется навечно белым и пушистым, не полиняв весной.

– И останется источником заразы навечно. Мертвого-то не вылечишь, – улыбаясь, подвела итог я.

Капитан в сердцах плюнул на пол, выбрался из кресла и, тяжело топая сапогами, отправился сообщать на станции о возможной вспышке эпизоотии. Через пятнадцать минут в моих руках оказался огромный страшный шприц, размером с сувенирный гарпун. Здоровяк же вернулся в кресло и стал жаловаться клевавшему носом профессору на распоясавшуюся молодежь.

Когда я вернулась с добычей, Тали ловко вскочила на гору из груза и оттуда спикировала на жертву. Песец жалобно взвизгнул, но сестра была неумолима, вколов в пушистое тельце всю вакцину из железного орудия пытки. Довольные, мы сели рядом с притихшим белым комком и стали решать, как наречь неожиданного попутчика.

Идей решительно никаких не возникало, всякие Снежки, Пушки и Белки звучали невнушительно. Задумавшись, я перевела взгляд на небо, где ненадолго погасло северное сияние. Полярная звезда сияла на своем обычном месте, вот только «Полярис» для иностранцев после инцидента с Городами, один из которых носил это название, звучало бы подозрительно и провокационно…

– Тали, напомни, как по-чукотски будет Полярная звезда?

– Прибитая звезда, Ылкэпэнер.

Мы попробовали несколько раз произнести вслух Ылкэпэнер, обращаясь к одурманенной лекарством животинке. Люблю чукотский язык! Может, написанное слово кажется несуразным и порой непроизносимым, но как оно звучит! Сестра улыбалась, предвкушая, как будет пугать французов страшным словом, а песец свернулся калачиком у наших ног, посматривая на нас желтыми глазами, обведенными черной каймой, и каждый раз прядал ушами, слыша свое имя.

На судне, доставлявшем снабжение, мы пробыли меньше, чем на плавучем кране. Пересадка на него толком и не запомнилась, мы с Тали сосредоточились на Ылкэпэнере – питомца требовалось обработать от блох, почистить ушки, раздобыть правильный корм. В нашей библиотеке на станции имелась книга о полярном зверье, и Тали помнила, что там говорилось именно о песцах. Эти животные едят все, но им нужна и рыба, и зерна пшеницы, и яйца, и водоросли, капуста, шпинат, черника и морошка… список включал в себя больше половины живности и растительности тундры и побережья.

Мы всерьез собирались выпросить пшеницу и всякую зелень с кухни, чтобы сделать рацион Ылкэпэнеру четко по инструкции. В сутки четыреста грамм мяса или рыбы, семьдесят миллилитров молока, сто пятьдесят грамм овощей и семьдесят грамм злаков, а еще нам требовались для этого собственные весы или хотя бы набор мерных приспособлений, но над нами долго и громко смеялись. А потом снабженцы подарили пакет собачьего корма размером, да и весом с самого Ылкэпэнера. В составе обнаружилась не вся тундра, но большая часть нужных белому зверю элементов.

За этими хлопотами и попытками учить французский, я осознала окончательно, что мы покидаем родные края только тогда, когда за бортом вместо берега, местами не отличимого от ледяных полей, возникла громада ледокола.

«Таймыр-10» , черно-алый гигант, тридцати метров в ширину и сто сорока восьми в длину, вероятно, выглядел странно для непривычных к подобной технике глаз. За черным бортом возвышался, словно вырезанный из какого-нибудь города, массивный семиэтажный многоквартирный дом, увенчанный казалось бы карнизом с выступающей застекленной лоджией. На деле это сооружение, венчающее «дом» – верхняя палуба и капитанский мостик. Выкрашено все в ярко-алый, немного потемневший от времени цвет, приближающийся к сочному вишневому. Мы моментально в него влюбились, хотя наши с сестрой любимые цвета – белый и все оттенки тающего льда. Тали даже запретила звать себя полным именем, предпочитая сокращенное, подразумевавшее слово «таять». Но увидеть «Таймыр-10» и не полюбить его оказалось невозможным. Тем более, в названии содержалось мое имя – Тали тут же придумала легенду, как полуостров назвали в честь некой Таисии «миром Таи», но живущие там малые народы говорили название на свой лад, так «мир» превратился в «мыр» да так и вернулся в русский язык и в название ледокола. Профессор Василевич, стоявший рядом, улыбался ее истории, напоминавшей, по его словам, искрометные импровизации одного из студентов, который ничего не выучил к экзамену, но не сдавался.