Игорь Филатов - Служба времени предупреждает! Шесть фантастических историй

– Эй! – крикнул Митя. – Кто это?

Тишина и мрак. Казалось, даже воздух застыл…

– Что ты тут делаешь? – вдруг произнес тоненький голосок совсем рядом с ним. – Это мой камень.

Митя вздрогнул от неожиданности и протянул руку вперед. Рука коснулась влажных прядей и опустилась на чье-то худенькое плечо. Девочка… Нет, миниатюрная девушка стояла рядом с ним. Она не отодвинулась, не отвела его руку, только сказала:

– Зачем ты сюда пришел? Это мое место.

– Я… я не знал… – ответил изумленный Митя. – Я здесь случайно… Но я сейчас уйду, не буду тебе мешать. А… ты кто?

Девушка помедлили, словно в нерешительности, потом ответила:

– Если хочешь, можешь остаться. Я всё равно скоро поплыву обратно. Только отдохну немного.

Голос у девушки был нежный, мелодичный.

– Только в другой раз не приходи сюда и, пожалуйста, не рассказывай обо мне, иначе мне придется искать другое место.

– Ты, наверное, спортсменка? – спросил Митя. – Откуда ты приплыла? Случайно, не из нашего лагеря?

– Какого «вашего»? – спросила девушка.

– Из «Строителя». Ну, лагерь Строительного института…

– А-а… Знаю… – протянула девушка. – У вас на пляже, у самой воды бочка стоит, а сверху пират с кружкой.

– Ну, да!

Девушка засмеялась:

– Смешной такой! Нет, я не из вашего лагеря… Давай присядем, а то я устала немного.

Она опустилась на камень и, уже сидя, спросила:

– А ты что здесь делаешь? Ваш лагерь далеко.

Может, темнота, может, странность обстановки располагали к откровенности, но Митя сел рядом с девушкой и вдруг неожиданно для себя рассказал ей всё. То, что он не видел ее, облегчало разговор, он рассказывал, совершенно не стесняясь, словно говорил сам с собой. Девушка ни разу его не перебила, только однажды коснулась руки, словно желая успокоить.

– … Мне всегда казалось, что Ромео и Джульетта – это красиво, романтично, но… как-то неправоподобно. Умереть из-за любви? Глупо! А вот сегодня шел по берегу и вдруг подумал: если войти в воду, идти, идти, пока вода не дойдет до подбородка, потом еще несколько шагов – и всё сразу кончится, не будет ни стыдно, ни обидно, ни больно…

– А сейчас? – спросила девушка.

– Что сейчас? – не понял Митя.

– Сейчас тебе не хочется войти в воду?

Митя озадаченно посмотрел в сторону девушки. Он не мог ее увидеть, но ему вдруг очень захотелось узнать, как выглядит его таинственная собеседница.

– Послушай, кто ты такая? – спросил он. – Я впервые тебя вижу… то есть слышу… Почему я тебе все рассказал? – он помолчал. – А ведь мне действительно стало легче.

– Я рада… – сказала девушки. – А теперь, – голос ее прозвучал уже от края камня, – прощай, мне пора.

– Подожди! Как тебя зовут? – закричал Митя, вскочил на ноги, но услышал только негромкий всплеск. Наступила тишина. Сколько ни вслушивался Митя, он так и не понял, в какую сторону поплыла таинственная девушка. Он стоял в недоумении и спрашивал себя: не почудилась ли она ему – незнакомка с нежным голоском, приплывшая неизвестно откуда и исчезнувшая так внезапно.

2.

Студенческий лагерь «Строитель» под Алуштой был легендой. Здесь время от времени проходили фестивали, которые ни за что бы не разрешили в Москве; здесь устраивались мероприятия, о которых очевидцы рассказывали не иначе, как вполголоса, со смущенными улыбками; здесь давали концерты кумиры подвалов, отвергнутые официальной эстрадой; наконец, в молодости здесь дважды отдыхал Саша Градский… Порой о лагере рассказывали просто невероятные вещи. Чему верить, а чему нет, разобраться было непросто. Но ведь и о Трое мы знаем лишь по изустным рассказам не всегда правдивых людей – легенда есть легенда. Стоит заметить, однако: на пустом месте легенды не вырастают.

Не приходилось сомневаться в одном – «Строитель» представлял собой оазис любви. Или, лучше сказать, университет любовных отношений, главным и единственным предметом в котором была любовь. В лагерном распорядке она никак не упоминалась, но в этом решительно не было никакой необходимости: расписание и так соблюдалось неукоснительно: днем – теоретическая подготовка, осмысление пройденного, отдых, а после отбоя, ровно с 23.00 – практические занятия. (Отметим в скобках: как и́сстари повелось в системе высшего образования, и по этому предмету настоящая учеба начиналась только с наступлением ночи.)

Это было похоже на третью сессию – со своими экзаменами, отличниками и двоечниками и, конечно, «хвостами»… Правда, цели и задачи у всех были разные. Одни самоутверждались, другие избавлялись от лишних, по их мнению, комплексов, а некоторые, постарше и поопытней, учились с помощью любви решать весьма практические вопросы. Были и такие, которые просто делали то же, что делают все: в институте надо решать задачи по сопромату – решают, здесь углубленное изучение науки интимного общения – они и здесь не отстают. Немало было и «эпикурейцев», для которых любовь была удовольствием в чистом виде. Эти просто блаженствовали: ее здесь можно было получать, почти не прикладывая усилий.

И только тех, кто в слово «любовь» вкладывал поэтическо-романтический смысл, не было заметно вовсе. Именно здесь, под роскошным небом, на берегу теплого лазурного моря романтика терпела безоговорочное поражение. Только и было слышно:

– Вадим снял Верку!

– Верка сделала Вадима!

– Ваня, ты сегодня с кем?

– Еще не знаю.

– Блин, резина кончилась! Повешусь…

– Игорек, будь другом, погуляй часок после танцев, постель нужна…

– Смеешься?! Мне что, целый час целоваться?

– Верка, ну как Вадим?

– Вадим, ну как Верка?

Те немногие, которые не вписывались в эту наэлектризованную атмосферу, чувствовали себя чуть ли не изгоями. Отношение к ним было насмешливо-презрительное – зачем было приезжать?

Долгожданная свобода от учебы, от родителей, ласковое море, южные красоты, наконец, репутация лагеря – все это действовало неотразимо. Предваренные рассказами «бывалых», новички задолго до приезда предвкушали эти две фантастические недели, приезжали – и кидались, как в омут…

Многие относились к этому с юмором и даже умилялись: «Ах, молодость, молодость…» На самом деле, то, что здесь происходило, было страшно. Лагерь, задуманный и построенный, как место здорового и культурного отдыха студентов, был горнилом. Многие мальчики после двух недель в «Строителе» словно перешагивали невидимую черту: у них оставались те же почти детские лица, в голосах еще слышался мальчишеский звонкий треск, но исчезал свет в глазах и куда-то пропадало неуловимое очарование чистоты и свежести, свойственной только юным. Мальчики иначе смеялись, иначе шутили, по-другому относились к сокурсницам и к женщинам вообще. Мальчикам хотелось поскорее стать настоящими мужчинами, и они так торопились повзрослеть, что даже не замечали, как попадали в западню, из которой был только один выход. Цинизм – вот что получали они взамен утраченной чистоты.