Дина Лампитт - Ускользающие тени

Он уехал из города и не стремился сделать из этого тайну, а нелюбезные сплетники уже заявляли, что лорд Уильям Гордон принял твердое решение покинуть берега Англии.

«Шотландский журнал» за сентябрь 1770 года подробно писал:

«В четверг из Дувра отбыл в Рим достопочтенный лорд У.Г., некогда считавшийся одним из самых выдающихся молодых людей своего времени при дворе. Он уехал с твердым решением никогда не возвращаться на родину. Он был коротко подстрижен, нес заплечный мешок и намеревался пройти до Рима пешком в обществе одного огромного пса. В очередной раз проявив великодушие, он роздал своих верховых лошадей, собак и прочее имущество своим знакомым, главным образом своему близкому другу, юному графу Т-л. Он не появлялся в свете со времен нашумевшей связи между ним и известной леди, которую его друзья так и не смогли ему простить. Именно их недовольство заставило лорда принять столь необычное решение».

— Скатертью дорога! — воскликнула Сара, прочитав статью и чувствуя, как в ней кипит ярость. — Мне будет легче дышать, если этот негодяй уберется отсюда.

Со времени расставания с ним она провела одинокий и несчастный год — Уильям ни разу не попытался проведать свою бывшую любовницу и ребенка, не предложил им моральную и финансовую поддержку! Он просто-напросто позабыл о них. Для него Сара как будто перестала существовать, и она часто думала, что отец не мог бы совершить более бессердечный поступок, чем отвернуться от своего ребенка, пренебрегая самим фактом его рождения. И вот теперь он уехал раздав свое имущество каким угодно друзьям, только не естественной наследнице.

— Ненавижу тебя, Уильям Гордон! — крикнула Сара, отшвыривая журнал. — Ты чертов недоносок, именно ты был причиной всех несчастий моей жизни! Надеюсь, когда-нибудь ты поплатишься за это. Боже мой, я постараюсь отплатить!

Ее охватила ненависть — такая сильная и неистовая, что грудь Сары как будто сдавили переполняющие се чувства. Еле дыша, она направилась к двери и прислонилась к косяку, вдыхая свежий воздух и заставляя себя успокоиться.

Наступила осень, и деревья в Гудвуд-Парке уже оделись в яркие военные мундиры по сезону. Ярко-алая, оттенка крови, листва затенялась киноварью солдатских форм, а опавшие листья добавляли в эту печальную симфонию красок оттенок шкуры гнедых коней кавалерии. Перед глазами Сары ветер подхватывал и кружил листья, и она вспомнила, как в другом парке, в другое, непостижимо далекое время, почти век назад, она вместе с детьми Фокса бегала по хрустящему ковру листьев, беспечная и беззаботная, не ведая о предстоящих печалях.

Время невозможно повернуть вспять. Она вела себя глупо и бездумно и теперь должна поплатиться за это. Медленно и устало Сара повернулась, чтобы войти в дом, но внезапный порыв заставил ее обернуться, набрать полные пригоршни листьев и подбросить их в воздух, стоя и видя, как они каскадом осыпают ее волосы и плечи.

— Поспеши, жизнь! — крикнула она кроваво-красному закату. — Дай мне быстро вынести это наказание, и пусть в конце концов меня ждет хоть что-нибудь хорошее!

Как случается после жаркого лета, листья на деревьях рано начали желтеть. Возвращаясь из Хитроу, Сидония заметила пронзительную желтизну в кронах и почувствовала приступ тоски, думая обо всем том, что принес конец очередного лета. Эти мысли, разлука с Алексеем и уверенность в том, что любовные отношения между ними окончены навсегда, привели ее в подавленное состояние, ее мысли заволокли мрачные тени. Слабо усмехаясь, она размышляла о том, что еще уготовано ей жизнью, сколько мужчин она встретит и потеряет прежде, чем наступит ее старость.

Она вошла в квартиру, зная, что в таком настроении ей необходимо либо напиться, либо начать играть, Не сомневаясь в том, что последнее будет намного полезнее для здоровья, Сидония прошла в музыкальную комнату и ударила по клавишам, погружаясь в пьесу Солера, так, как будто яростно стремилась сразиться с собственными мыслями.

Ее великое лекарство помогло, как обычно, и час спустя музыкантша еще практиковалась, едва замечая время, не видя, как сад погружается в сумерки я на небо выходит ранний, остроконечный месяц. Иронически улыбаясь тому, как ловко ей удалось справиться с депрессией, Сидония вознаградила себя стаканом вина, а потом начала пьесу Генделя, играя тихо и вяло, почти как во сне. В это время свет, вспыхнувший в верхней квартире, осветил лужайку перед ней.

Сидония замерла, внезапно затаив дыхание, а потом осторожно, почти испуганно, приоткрыла дверь в сад, вышла на середину лужайки и оглянулась на дом. В квартире на втором этаже горел свет, там кто-то двигался — она видела, как тень мелькает в гостиной.

«Это его брат, мать или кто-нибудь еще», — недоверчиво думала она.

Но потом совершенно определенно, негромко, но отчетливо до нее донеслись арии Каллас, «Пречистая дева».

— Финнан, — с облегчением сказала Сидония и заплакала по-настоящему впервые после отъезда Алексея Орлова.

Приключения всегда привлекали его, развлечения; того или иного рода стали самой сутью его жизни, и даже слепящие белые хлопья, замерзшая земля, сугробы и сосульки, скованные блестящим льдом озера не могли его остановить. Закутавшись потеплее, надвинув шляпу на глаза, герцог де Лозан выехал в путь, покинув свои апартаменты на Пикадилли, едва забрезжил рассвет, надеясь к ночи достичь Сассекса.

До Чичестера француз ехал по большаку — снегопад делал слишком опасной короткую прямую дорогу. Несмотря на то, что он двигался быстро, у Горшема его настиг буран, и Лозан был вынужден остановиться на ночлег. По пути ему встретился убогий постоялый двор, и теперь герцог сидел у самого камина с кружкой кислого вина в руке, с удовлетворением вспоминая свои похождения с Сарой и позволив себе вскоре погрузиться в сон.

Лозан не видел ее более шести лет, почти семь. При последней их встрече Сара переступила через его тело и уехала в Бат, поручив Лозана заботам своей любопытной золовки. После этого, несмотря на пребывание во Франции сплетни быстро достигли его и по другую сторону Ла-Манша, и Лозан был хорошо осведомлен о постепенном падении Сары. Теперь же, специально приехав в Лондон с намерением повидать ее, он сразу же узнал о несчастной жизни своей бывшей возлюбленной.

— Говорят, что она целыми неделями не покидает дом, только выходит на прогулку в парк, — сообщили Лозану во время обеда у Элмака.

— Разве у нее нет кареты?

— По-видимому, нет.

— Значит, она находится в заключении?

— В пределах поместья своего брата — да.

— Черт побери, она была первой красавицей Парижа, когда я впервые встретил ее. Как она может выносить такое тягостное существование?