Дина Лампитт - Ускользающие тени

После столь виртуозного исполнения ему неизбежно пришлось играть на бис. Студенты завопили во весь голос, когда Алексей в угоду им заиграл простые и легкие вещи: русские народные песни, музыкальные шутки Фритца Крейслера, мелодии «Битлз». Весь зал поднялся как один человек и разразился восторженными аплодисментами, и у Сидонии выступили на глазах слезы, когда она подумала, что Алексей сделал правильный выбор, не связав свою жизнь с ней, — он был слишком талантлив, слишком гениален, чтобы принадлежать одной женщине, прямо перед ним сверкали лучшие жизненные награды, а ему оставалось только протянуть свои чуткие руки, чтобы схватить их.

— Здравствуй и прощай, — пробормотала она, поднимаясь вместе со всеми, и была удивительно красива в тот момент, несмотря на то, что по ее щекам текли слезы печали и радости.

За кулисами Алексея ждала целая толпа — коллеги-музыканты, журналисты и критики и, к удивлению Сидонии, Шанталь де Шенериль.

— Боже мой! — воскликнула Сидония, пробираясь к ней поближе. — Я даже представить себе не могла, что вы приедете сюда.

Француженка одарила ее нежным поцелуем.

— Я в гостях у Мак-Даффа в его поместье уже шесть недель. Кроме того, мне давно хотелось посетить фестиваль. Разумеется, я и не думала, что застану здесь Алексея.

Сидония удивилась, надо ли ей делать выводы из этого последнего замечания, но ответила просто:

— Как приятно вновь увидеться с вами!

— И мне, моя дорогая. Разумеется, я буду на вашем концерте.

— Боюсь, после такого успеха Алексея мое выступление покажется слишком блеклым.

— Ваша музыка совершенно иная, — разумно уверила ее Шанталь. — Слушать вашу игру — все равно что слушать падение хрустальных капель. А Алексей способен завладеть душой слушателя.

— И сердцем?

Мадам де Шенериль загадочно улыбнулась.

— И им тоже.

Они выехали из Эдинбурга через три дня: Шанталь — на своем «роллс-ройсе», Сидония и Алексей — на взятом напрокат «фольксвагене». Француженка настаивала на том, что они должны присоединиться к ней, но Сидония, остро осознавая, что эта их встреча с Алексеем будет последней, отказалась.

— Мы намерены посетить все известные места — Лох-Несс, остров Муль, даже разыскать гнездышко одной моей знакомой в Бервикшире. Вероятно, мыуспеем побывать в Гленфиннане — там, где высадился принц Красавчик Чарли, — добавила она, глядя в угасшие глаза Шанталь.

— В начале 1745 года?

— Да. Если бы он только устроил поход на Лондон, вместо того чтобы послушаться своих советников и повернуть обратно! Вся история могла бы пойти по-другому.

— Неужели такое было возможно?

— Он был всего на волосок от победы, — ответила Сидония и подумала, насколько по-иному могла бы пойти жизнь Сары, если бы она никогда не встретилась с Георгом, избранником Ганноверской династии, если бы его изгнали из Англии.

Приближаясь к озеру Лох-Ломон, при виде которого Алексей прилип к окну автомобиля, Сидония спросила:

— Ты хотел бы поехать с Шанталь? Алексей взял ее руку с руля.

— Сидония, это наши каникулы, а не ее. Она великолепная женщина, она очень добра ко мне, но между нами есть нечто особенное. Понимаешь, мы с тобой — два сапога пара.

— Неужели? — в некотором замешательстве переспросила она.

— Несомненно. Мы талантливы, как очень немногие из людей, и талант прочно связывает нас.

— Ты думал бы иначе, если бы познакомился с другими коллегами-музыкантами.

— Забудь об этом, мы просто близкие друзья.

— Что, вероятно, лучше, чем любовники.

— Может быть, — отозвался Алексей, и всего на один миг в его глазах появилась тоска.

Они поселились в замке, превращенном в отель, расположенном на живописном берегу озера, — на этом настоял Алексей. Именно здесь случилось незабываемое событие: ввиду близости к Эдинбургу в замке оказались люди, которые слушали концерт Алексея, и после ужина он уступил их горячим просьбам и стал играть для них. На звуки его скрипки собралась целая толпа, люди стояли в дверях. Для Сидонии эта ночь стала последним удивительным воспоминанием об этом человеке — именно тогда она окончательно поняла, что общительный юноша, с которым она познакомилась в Москве, приобрел не только международную известность, но и впредь должен идти своим путем.

— Я горжусь тобой, — сказала она позже, забираясь в постель.

— И я — я горжусь тобой больше, чем кем-либо из своих знакомых. Ты помнишь, когда-то я предлагал тебе провести медовый месяц со мной в транссибирском экспрессе?

— Разве я могу забыть об этом?

— И тебе не важно, что этого никогда не произойдет, что жизнь пойдет, как прежде?

— Совсем нет, — безмятежно произнесла Сидония, почти не солгав. — Я недавно говорила тебе, что не надеюсь на прочные отношения между нами.

— Тогда все в порядке, — сказал Алексей и закрыл глаза, засылая в ее объятиях быстро и легко, как ребенок.

Трудно сказать, когда Сара впервые поняла, насколько несчастлив Уильям. Просто однажды — или ей так показалось уже намного позже — они бродили по заросшим лесом берегам реки рука об руку, и его привлекательное, спокойное и поэтическое лицо омрачилось, его черты увяли, и как-то незаметно он приобрел раздражающую привычку вздыхать.

Сара еще никогда не видела более уютного маленького домика, чем Кэролсайд, расположенного в живописном месте. Построенный на самом берегу реки, где лес подступал к кромке воды, этот дом навевал мысли о том, что здесь можно в гармонии и счастье провести всю жизнь. Однако оказалось, что даже дом в Шотландии не давал паре всего необходимого уединения. Каким-то образом обе семьи обнаружили, где скрываются Сара и Уильям, и уже начали досаждать им гневными письмами.

Гордоны писали сыну о том, что он сглупил, променяв военную карьеру на женщину, предупреждали, что теперь ему придется существовать всего на пятьсот фунтов в год без всякого жалованья, и если он не одумается, не вернется домой и не возобновит воинскую службу, то будет вынужден довольствоваться этим жалким содержанием до конца жизни. И, что хуже всего, лорд-романтик начал страшиться перспективы, ожидающей его.

Семья Сары избрала другие методы для шантажа: в каждом письме, которое она получала, сообщалось о болезни очередного члена ее семьи, вызванной ее дурным поведением. Кэролайн слегла, лорд Холленд чувствовал недомогание, Луиза мучилась истериками, Эмили была совершенно подавлена. Что касается маленькой Луизы, ей предрекали тяжелую жизнь и полный остракизм, несмотря на то, что сэр Чарльз, скрывающийся в Суффолке от непрошенного сочувствия друзей, с радостью забрал бы малышку от неверной жены.

Их отношения дали трещину в тот день, когда неизвестный недоброжелатель прислал им экземпляр местной газетенки. В ней содержалась огромная статья, в которой Сару называли новой Мессалиной, а Уильяма — Гордианом, а, кроме того, упоминалось, что, когда сэр Чарльз Банбери хотел было вызвать лорда Уильяма Гордона на дуэль, один из друзей отговорил его, сообщив, что у Сары было столько любовников, что, если расставить их имена в алфавитном порядке, очередь до Гордиана дойдет только через добрый десяток лет.