Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

В результате Отрывателем голов по-настоящему занимались лишь местные телевидение, радио и пресса.

Киллер, между тем, каждую следующую ночь заваливал город новыми трупами. Средства массовой информации, подвергавшие милицию беспощадной критике первые три дня, на четвертый стали принципиально избегать всякого упоминания о ней.

Лозинский почти все это время проводил дома, ожидая каждого последующего выпуска новостей, лишь изредка выходя за газетами. Ночами ему с трудом удавалось забыться на несколько часов, и, вскакивая по утрам, он первым делом включал телевизор. И каждый раз испытывал заведомую уверенность, что найдет подтверждение своих самых худших предчувствий: неведомый вирус взял окончательно Германа под контроль. Вероятно, это случилось в течение одной или двух ночей после того, как состоялась их встреча, и он – единственный, кто имеет представление о том, что происходит на самом деле. Потому что напрямую связан с этим.

На седьмой день число жертв Отрывателя голов достигло семидесяти восьми человек.

Но кое-кто при этом заметил, что киллер стал убивать реже в последние два дня, точнее, ночи. Некоторые эксперты объясняли это «стабилизацией в психологическом состоянии маньяка», и выказывали надежду, что теперь будет значительно легче выявить систему в его действиях и наконец-то поймать, – хотя здесь пахло явным противоречием. Впрочем, когда в течение одной недели погибает около восьми десятков ни в чем не повинных людей, а об убийце по-прежнему ничего не известно – искать спасения в здравой логике уже не приходится.

Даже редкие счастливчики, которым чудом удалось остаться в живых после встречи с Отрывателем голов, были либо настолько изувечены, либо пребывали в таком состоянии, что попытки использовать их свидетельства для помощи следствию равнялись безнадежному нолю. В лучшем случае они несли бессвязную ахинею о материализовавшихся призраках или агрессивных инопланетных пришельцах. Может быть, из всего этого бреда по характерным, часто повторяющимся деталям и удалось бы извлечь нечто полезное, но выживших было слишком мало: всего несколько человек. Если чему-то это реально и способствовало, так обрастанию историй об Отрывателе голов новыми противоречивыми слухами и рождению уже настоящих легенд.

Единственным фактом, не подлежавшим сомнению, было то, что Отрыватель, безусловно, самый кровавый и загадочный из всех известных серийных убийц, на фоне которого даже Чекатило выглядел «просто тщедушным парнем немного не в себе» – как прокомментировал обозреватель криминальной хроники одной из газет.

К восьмому дню Отрыватель голов унес жизни еще шестерых человек. Точнее, пятерых – одно из убийств экспертиза определила как «замаскированное под».

Утром девятого дня сразу по окончании выпуска первых теленовостей, войдя в ванную, Лозинский хирургическим ланцетом вскрыл себе вены…

Когда Задумчивый и Смешливый поднялись на крышу, уже час как стемнело. Мастер ожидал их, стоя спиной к чердачным дверям и глядя на обозримую отсюда часть города, включившего огни. Рядом с ним темнел хрупкий силуэт мольберта, очертаниями напоминавший скелет какого-то диковинного животного. Видимо, пока было еще светло, он успел хорошо поработать и, возможно, даже закончить картину. Так оно или нет, однако название полотна было заранее известно – учитель этого не скрывал – «Город Ночи».

– Хорошо, что вы решили придти именно в такое время, – сказал Мастер, не оборачиваясь к ним. Ученики знали, что он не выносит постороннего присутствия во время работы. И особенно, когда та близится к завершению.

– Да, – продолжил Мастер, словно подтверждая их догадку, – это дало возможность закончить уже сегодня.

Усмехнувшись, художник достал из кармана балониевой куртки небольшой фонарик и показал юношам:

– Представляете, как я пользовался этим, чтобы сделать последние мазки, когда стемнело?

Ученики переглянулись, будто говоря один другому: «Ну что взять чудака в его возрасте? Рембрандт, помнится, и не такое выкидывал…»

– Будет лучше, если вы ее завтра рассмотрите. А этим вечером… – художник жестом пригласил учеников встать рядом с ним. – Сегодня я хочу вам кое-что показать. А потом услышать, что вы увидели.

– Что? – спросил Смешливый.

– Город, – старик очертил рукой в воздухе полукруг, охватывая раскинувшуюся внизу панораму цветных огней. – Город ночи…

– Это ведь название вашей картины… – Задумчивый посмотрел на землю с высоты четырнадцати (плюс еще немного) этажей и пожал плечами. – Ничего особенного, как по мне, город как город. Темно. Высоко. Мы видели это уже тысячу раз… И я совсем не нахожу это интересным. Для себя, по крайней мере.

Мастер посмотрел на ученика, как смотрит человек, испытывающий нарастающее подозрение, что его давний собеседник страдает полной слепотой, и эта слепота совсем не временная. Он положил ладонь на плечо Задумчивого. Осторожно, словно имел дело с очень хрупким материалом.

– Кажется, ты сегодня не в духе?

Тот снова пожал плечами:

– Да нет, не то чтобы… – однако спустя секунду добавил: – Наверное.

– Что-то серьезное? Может быть, хочешь…

Задумчивый отрицательно замотал головой.

Смешливый усиленно изображал полное безразличие к их разговору, но если бы не темнота, его ухмылка не осталась бы незамеченной. Он, как никто другой знал, как часто его другу свойственно подобное состояние – унылое, будто ему только что сообщили о быстро прогрессирующей неизлечимой болезни, и одновременно раздраженное. А в этот раз Смешливому была известна даже причина: его товарищ безнадежно влюбился в женщину, которая лет на десять-двенадцать была старше его. Но главное, чувство осталось безответным.

– Что ж, – после минутной паузы сказал художник. – Я не настаиваю. Личное всегда должно оставаться…

– Причины нет, – отозвался Задумчивый. – По крайней мере, мне она не известна.

Смешливый прыснул, но сделал вид, будто закашлялся. Впрочем, не слишком успешно, и тогда заговорил, переводя тему в иное русло:

– А с вами так бывало, маэстро?

– Да, иногда, – улыбнулся художник. – И сейчас случается. Изредка… И точно так же – без видимого повода .

– А я думаю, причина всегда найдется, – заявил Смешливый. – Даже если она остается невидимой, как то , что заставило ухмыляться Монну Лизу.

– Улыбаться… Возможно, ты прав. – Мастер вглядывался куда-то в темную даль, словно пытался достигнуть тонувшего в ночи горизонта. – Но иногда тебя действительно гложет что-то, что упорно не хочет показаться при свете дня… особенно, когда стареешь. Или начинаешь понимать… Только, поверьте мне, вас это затронет еще очень не скоро.