Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

Плохое оно или хорошее, но это все равно очень тревожит мальчика.

Тревожит настолько, что он начинает ощущать подкатывающую теплую тошноту.

Фотограф, мужчина лет за сорок с лысиной, делавшей его немного похожим на профессора (если не замечать его странного цепкого взгляда), вынырнул из-под накидки и сказал:

– Если ты будешь сидеть с таким лицом, то лет эдак через двадцать твои дети решат, что в этой стране было не такое уж и счастливое детство, – он заговорщически подмигнул Гере.

Гера не уловил сути сказанного, но его слух ковырнуло «было». Словно этот странный дядька (а ведь Саня прав – он действительно какой-то странный ) мог что-то знать наперед. Но через секунду Гера об этом уже забыл.

– Ты можешь улыбнуться? – спросил фотограф. – Или хотя бы сделать вид, что улыбаешься?

Гера пожал плечами и растянул губы в вымученной улыбке.

– Ну, хотя бы уже не так пасмурно, – оценил фотограф и снова нырнул под темную накидку.

– Так-так… – донесся его голос до Геры. – Не двигайся…

На него опять смотрел стеклянный глаз объектива, черный зрачок которого должен был вот-вот раскрыться. И это родило у мальчика новые неприятные ощущения. Впрочем, «неприятные» – только намек на то, что он в действительности чувствовал. Ему хотелось как можно быстрее закончить съемку – будто входишь с больным зубом в кабинет дантиста и мечтаешь о минуте, когда выйдешь с готовой пломбой. Только это казалось еще хуже – может, из-за абсолютной неизвестности, таящейся в черной, как космос, глубине объектива. Контраст подчеркивали лучи прожекторов, слепившие глаза.

Даже искусственная улыбка долго не продержалась.

– Черт! – фотограф выпрямился, темная накидка одним концом легла ему на плечо. – Ну что опять такое?

– Не знаю… – пробормотал Гера, стараясь без необходимости не смотреть в объектив камеры. А может, – промелькнула мысль, – может, просто не смотреть, когда… Но в том-то и дело: объектив будто притягивал его взгляд какой-то магнетической силой.

– А ты, случаем, не боишься? – Гере показалось, что взгляд фотографа стал по-особому заинтересованным. И еще более цепким.

– Не то чтобы… – начал Гера и смущенно замолчал.

Фотограф подошел к нему и присел на корточки у стула.

– Возникает чувство, будто там… внутри линзы что-то скрывается, да? И если смотреть в момент щелчка, то можно что-то увидеть? Что-то такое, что… – мужчина не договорил и выжидающе смотрел на Геру.

Тот глядел себе под ноги несколько секунд, а затем нехотя кивнул.

(чего он так с тобой возится? и откуда ему известно о…)

– И так всегда? Я имею в виду, когда фотографируешься.

– Кажется, да, – ответил Гера, но на самом деле от подобного вопроса ему стало еще неуютнее.

И в то же время для него было приятной неожиданностью получить возможность поделиться с кем-то старой проблемой, – фотограф оказался первым человеком в его жизни, который серьезно отнесся к его… как это? – фотофобии?

– Только сейчас… – он запнулся и начал краснеть.

(черт! это будет звучать как будто мне не двенадцать лет, а пять!)

– Что? – фотограф смотрел на него совершенно серьезно и без малейшего намека на недоверие или насмешку. Он смотрел на него так, словно действительно понимал , о чем идет речь.

– Этот фотоаппарат такой большой, и у него такой здоровенный объектив…

Фотограф помолчал с минуту, рассматривая бледно-голубой квадрат за спиной мальчика, служивший фоном, а затем перевел взгляд на Геру.

– Вот что я тебе окажу, парень: похоже, ты фьючер.

Из конторки, отгороженной от комнаты для съемок тяжелой бархатистой гардиной, было слышно, как помощник фотографа возвращает какому-то клиенту готовые снимки.

– А что такое фьютчер ? – спросил Гера.

– Не «что», а «кто», фьючеры – это люди, способные видеть свое будущее. Иногда, не только собственное. Чаще всего с ними это происходит во время фотосъемки, в тот короткий миг, когда щелкает диафрагма объектива. Она похожа на зрачок глаза.

Гера с удивлением посмотрел на фотографа – то, что он говорил, скорее, походило на пересказ какого-нибудь фантастического рассказа или выдумку – может быть, чтобы его немного успокоить и сделать хороший снимок?

– Я работаю фотографом уже больше двадцати лет, – продолжал хозяин салона. – За это время через меня прошли, наверное, тысячи людей. Да, тысяч пятьдесят, не меньше. Но я встретил только двух настоящих фьючеров. Это очень редкие люди. Кто знает, может быть, ты – третий.

– Правда? – спросил Гера. – И они… ну, эти люди… фьютчеры … что-то действительно видели?

Фотограф тихо рассмеялся.

– Видишь ли, даже среди самих фьючеров те, кто может что-нибудь вспомнить, большая редкость. Мне такие не попадались.

Гера хотел спросить, откуда, в таком случае, фотограф мог знать, кто помнит, а кто нет; и вообще, что он уже имел дело с этими фьютчерами – не мог же, например, взрослый мужчина жаловаться ему на свои страхи перед объективом… Но сдержался и промолчал.

– Они просто видят и сразу же забывают. Некоторым, правда, потом могут сниться странные сны или появляться какие-то отрывочные воспоминания – чаще это случается, когда будущее, так сказать, становится настоящим. К примеру, такому фьючеру может придти письмо, а он неожиданно вспоминает , что в нем написано. Это словно воспоминания о будущем. Но это все, конечно, не обязательно – ведь неизвестно какую часть или сторону своего будущего он наблюдал.

Будучи двенадцатилетним мальчиком, Гера еще не научился разбираться в людях, пользуясь жизненным опытом, но еще и не успел окончательно утратить одну особую детскую способность – интуитивно чувствовать, когда тебя пытаются обмануть. И это чувство сейчас настаивало, что фотограф говорит правду. Или убежден в этом (но ведь он все равно странный, очень странный… и откуда он может так уверенно…).

– А почему они обо всем забывают? – Гера невольно посмотрел на объектив большого старого фотоаппарата. Сейчас он не был… опасным? Казалось, он заснул на время – и теперь просто вызывал неприязнь.

Фотограф помотал головой с загадочной улыбкой:

– Мне это неизвестно. Я только…

(он СОВРАЛ! почему? почему он не захотел…)

…знаю, что, кроме неприязни к объективу и щелчку, они абсолютно ничего не могут вспомнить. Или почти ничего… разве что какие-то ощущения, смутные картинки, но не больше. Знаешь, может быть, это даже и хорошо.

Из конторки донесся голос помощника, который спрашивал, не сломался ли снова фотоаппарат, и не потому ли они так долго задержались. Фотограф, повысив тон, ответил, что все в порядке, и они скоро закончат.

– А еще есть одна интересная деталь, – фотограф снова повернулся к Гере. – У фьючеров стираются не только воспоминания о будущем.