Дмитрий Воротилин - Ложный вакуум

– То есть освоение космоса, вызванное необходимостью новой территории ввиду перенаселения, было вызвано благодаря тому, что творится сейчас здесь? – с некоторой затаенностью, возмущением произнес Франц.

Франц явно не хотел мириться со своими мыслями. Видно, это и было предметом дискуссии его и Ады до того, как пришли Андрей и Анатоль.

– История – это спираль, – Ада сказала это, словно доказывала математическую аксиому непонимающему школьнику, но впившемуся зубами в ее следствие, нежели в ее природу.

Франц расплылся в своей протестующей улыбке и настойчиво, активно жестикулируя, принялся сражаться с мельницами:

– Я знаю, что история полна казусов и бессмысленных повторений, что ей необходим любой опыт, чтобы разобраться в том, что плохо, что хорошо. Из всякого времени можно вычленить что-то, что можно в дальнейшем использовать во благо всего человечества. Но я не понимаю, как можно вот так вот просто выносить и терпеть таких подонков, как этот Умаали, как весь этот Протоальянс. Все они небось хотели войти в историю. Того же Умаали совсем недавно называли героем и мучеником, а что в результате? Раскрыли сегодня его истинную сущность, в которой он просто хотел власти, ему плевать на людей.

– Герой или злодей, нам ли решать? – Ада нервно оскалилась, готовая впиться в глотку. – Да, его и вправду считали мучеником, но скоро всем будет известно, что его рыльце в пушку. Сегодня его зовут так, а завтра иначе. Ты и сам ведь сказал, что из любого времени можно подчерпнуть что-то хорошее. Кем бы ни был Умаали, он послужил истории, и не имеет значения как.

– История – это слово, которым всего лишь обозначают науку, которой занимаются люди, – казалось, Франц и не намеревается отступать. Выражение его лица стало озабоченным, а движения рук словно уколы. – Это несправедливо.

– Если бы история была разумна, знала бы она о том, к чему все это приведет, а если б знала, позволила бы свершиться? – молчание внезапно нарушил Анатоль. Его появление было сродни облачившемуся в плоть доселе незримому приведению. Поэтому изначально его слова приковали к себе лишь невольное внимание остальных, чуть позже их содержание стало проникать глубже в их умы.

– Имеешь в виду, будь она похожа на человека? – Франц нахмурил брови в попытке осмыслить слова Анатоля.

– Ну да, – Анатоль сказал так, будто говорил что-то крайне очевидное. – Умаали же не знал, к чему приведут его поступки, имей он даже какие не какие, но планы. Не будь него, кто-нибудь другой бы это сделал. Только вот, когда? Вышло бы из чужих рук возможность создания новой технологии экозаводов? Он оказался в нужном месте в нужное время. И история, и люди слепы. Но друг без друга не будет того, ни другого.

– Звучит больше как оправдание. Человек слеп, история тоже, следовательно, пусть творят, что им вздумается, – подытожил Франц.

Анатоль верно подметил, что подобные Умаали необходимы для истории, подумал Андрей, ведь именно за это и цепляется душой Франц. Как история может нуждаться в них? Не нуждается, они просто сосуществуют, идут по спирали.

– История – это всего лишь следствие действий и поступков конкретных людей. Вот мы и конкретизируем, кто, что и когда, – Анатоль сказал это без каких-либо эмоций, отстраненно, словно давая Францу очередную строчку для подписи.

Франц покосился на окно. «Видимо, он вправду потерялся во времени» – подумал Андрей. Он столкнулся с властью помочь людям, оказавшимся в беде. Это его пьянит. Поэтому Андрею необходимо было встряхнуть того, чтобы предупредить беду.

– А ты, Франц, ты сейчас где находишься? – начал он ровным тоном. – Какому времени ты принадлежишь?

– Это всего лишь… э…

– Воспоминание. Всего лишь воспоминание. Ты хочешь изменить воспоминание? Куда же денется твое настоящее, которое и существует благодаря этому воспоминанию? Изменив воспоминание, останется ли твое настоящее, благодаря которому ты вспоминаешь? Сможешь ли ты тогда вспоминать? – стандартный ход для борьбы с временной дезориентации оператора, как у Франца. Если не поможет, то придется применить и более сложные трюки. Франц застрял в разных временах, не разделяя своего и прошлого. Он должен осознать масштабы деятельности оператора, увидеть, что тот смотрит из ограниченной плоскости, коей сам не принадлежит.

Выражение лица Франца замерло на мгновение, после чего его губы зашевелились, в глазах загорелся огонь, сдерживая какое-то внутреннее давление. Он поплелся к столу.

– Еще не известно, – парировал он, – может, между ними и нет никакой причинно-следственной связи, может, ничего и изменить нельзя.

– Тогда и волноваться не о чем. И все же где ты?

– Я живу… Мы ведь все теперь живем в воспоминании, которое гораздо старше этого, – Франц ткнул пальцем и уперся им в твердую поверхность стола, – а в настоящее вернуться не можем.

Ну вот, Франц задел проблему Исхода.

– Тем более. Мы живем в воспоминании.

– Но не в сейчас.

– Вспоминаем из настоящего, чтобы понять само настоящее, – Андрей уже начинал ощущать, что Франц сдает позиции, поэтому решил закончить дискуссию возвращением Францу его же слов: – и это не дает уже нам делать все, что вздумается.

Франц уже упирался ладонями в стол, а его глуповатая улыбка была теперь тенью отчаяния, которое он доселе скрывал.

– А вы сами верите, что можете когда-нибудь вернуться домой? – сказал стажер с видом человека, поднимающегося на эшафот, но с искусственной смелостью, тогда как внутри он также пал духом перед бессмысленностью происходящего вокруг.

Андрей уставился на того, на секунду спросив себя, без слов, просто посмотрев глубже обычного. Где-то что-то било ладонями по водной глади, которые просто стерлись, вновь и вновь создавая обычный плеск. Андрей только и сказал в ответ:

– Нет.

Андрей ударился всем телом о поверхность воды. Он не юлил с Францем, ему действительно не видно горизонта. Темнота, Исход, Восхождение… Может вселенная так агонизирует в преддверии своей гибели. Что если они не решат проблему Темноты, даже дойдя до своего родного времени, которое уже не будет, однако, родным? Андрея уже не будет к этому времени, но эта мысль его пугала.

Франц выпрямился, прошел обратно к окну. Смотря в окно, он ничего не видел, потому что тяжелые мысли завладели им. Наконец он обернулся и спросил, обращаясь на этот раз ко всем присутствующим:

– Кто-нибудь вообще верит здесь?

Ада, до этого момента с любопытством наблюдавшая за диалогом Андрея с Францем, дернула головой, волосы всколыхнулись.

– Я просто делаю свою работу, – с воодушевлением сказала она.

Франц вопросительно уставился на Анатоля. Тот безразличным тоном произнес лишь: