Ричард Мередит - Небо в звездолетах

– Пойдем, – произнес он дрожащим голосом, и его солдаты, такие же молодые, как и он сам, настороженно последовали за ним.

С максимальным нахальством, какое только мог изобразить, он прошел через весь зал, изо всех сил стараясь не обращать внимания на возмущенные возгласы людей, которых он при этом задевал. Остановив своих солдат в нескольких метрах от сцены, он вынул из нагрудного кармана два листка бумаги. Переложив их в левую руку, он опустил правую на рукоятку игольного пистолета.

– Гражданка Ринни Календар и гражданин Грейсон Мане, – сказал он непривычно высоким и тонким голосом, – по приказу председателя Земной Федерации, согласно закону Парламента Земной Федерации, вы обвиняетесь в государственной измене и отправляетесь под арест до окончательного решения военного трибунала.

Эта была долгая речь и лейтенант удивился, как это у него хватило духа дочитать ее до конца. Он вновь взглянул на сцену. Оба танцора неожиданно остановились, повернувшись к источнику постороннего звука, с удивлением и раздражением на лицах. Если они и говорили в этот момент что-то, их слова утонули в удивленных восклицаниях зрителей.

– Прошу вас, пойдем… – начал лейтенант, но не договорил, так как на него со сцены прыгнул Грей.

– Беги! – закричал он Ринни еще в полете.

Широко раскрытые глаза Ринни некоторое время со страхом наблюдали за ним, а затем она тоже бросилась бежать. Прыгая со сцены в темноту Грей просчитался. Он пролетел почти в метре от лейтенанта, упав на плотного мужчину и столик за которым он сидел. Человек что-то негодующе закричал, и в это же время послышался разряд игольного пистолета, который сработал скорее случайно, чем преднамеренно, хотя нацелен он был превосходно. Энергетический луч заплясал на голой груди, плечах и лице Грея. Он даже не успел закричать, рухнув замертво с обугленной, дымящейся головой. Девушка уже почти пересекла сцену, когда лейтенант достаточно пришел в себя, чтобы закричать: “Стой!” и, как результат многомесячных тренировок, непроизвольно выстрелить в ее сторону из игольного пистолета, невесть как оказавшегося у него в руке. Тренировки сделали свое дело.

Узкий луч игольного пистолета прошелся по ее бедру, сжигая кожу и материю ее шортов. Она выставила вперед руки, чтобы смягчить падение, но, качаясь, продолжала идти вперед. Игольный пистолет лейтенанта выстрелил снова, прожигая трехсантиметровое отверстие между ее лопаток.

Ринни вскрикнула своими горящими легкими, и, чуть не упав, повернулась. Кровь на ее алых губах ярко контрастировала со смертельно побледневшим лицом, когда она с трудом дошла до края сцены. Горящие шорты упали с нее, и она осталась стоять на сцене абсолютно голой. Она была красивой. Она умирала.

– И все равно, – закричала она. – И все равно, они придут и вам не остановить их.

С этими словами она упала со сцены. Когда появился врач она уже была мертва.

В районе Сан-Матео огромного комплекса Сан-Франциско, у окна своей квартиры, находившейся в верхних этажах старинного небоскреба возвышающегося над Заливом, стояла русоволосая девушка. Она смотрела на восток, туда, где виднелись здания, окаймляющие искусственный берег Нью Маунт Еден. Она попыталась достать сигарету, но сломала ее, вынимая из пачки. Бросив ее на пол, она более медленно, более сосредоточено повторила этот процесс и, успешно достав сигарету, положила ее между губ. Еще немного времени ушло, чтобы найти спички, и найдя их, она смогла зажечь огонь только с третьей попытки.

Набрав в легкие дым, Енид Кемпбелл посмотрела прямо вниз на улицу, находившуюся в пятнадцати этажах под ней. Она не увидела человека, стоявшего в тени на противоположной стороне улицы, но знала, что он находится там. Он находился там весь день.

“Кто он? – подумала она. – Почему?” Но она сомневалась, что действительно хочет знать ответ на этот вопрос.

Она отошла от окна, сделала его непрозрачным, и немного постояла в раздумье. Затем, она пошла в спальню и принялась снимать с себя одежду, в которой только что была на улице, аккуратно вешая ее в шкаф. Раздевшись, она повернулась к большому зеркалу на тыльной стороне дверцы и долго смотрела на себя, забыв про сигарету, дымящуюся между пальцев. Внутри себя и в отражении своего тела в зеркале она видела боль, пустоту и страстное желание. Ей так хотелось увидеть Роберта Джанаса, что она была готова зарыдать. Неожиданно для себя, она резким движением выхватила из шкафа халат, набросила себе на плечи и вернулась в гостиную.

Она остановилась перед видеофоном, стоящем на низком столике в углу комнаты. Потребовалась вся ее воля, чтобы не набирать номер офицерской гостиницы МТК в Центральном. Она хорошо знала, что ей не следует звонить Бобу. Это было опасно для них обоих. И все же желание позвонить от этого не проходило.

Она села на диван, достала новую сигарету и подумала о своем брате. Его не было у себя квартире, когда они с Бобом вернулись вчера утром домой. Она не могла найти ни его, ни его друзей, которым пыталась дозвониться. Но она знала, где он был, как будто он сам рассказал ей об этом, и ей не хотелось верить, что это действительно так; ей не хотелось верить в то, что ее безрассудный брат, вооружившись пистолетом, вылетел в Женеву, чтобы убить Председателя. Но она знала, что все обстояло именно так. “Ах, Род! – воскликнула она про себя. – Какой же ты дурак!”

Поднявшись с дивана, она подошла к окну, сделала его прозрачным и посмотрела на Залив, одновременно желая, чтобы этот день поскорее окончился и боясь наступления ночи.

Приблизительно в девяти тысячах шестьсот восьмидесяти километрах к востоку от Сан-Франциско на берегу реки Роны находится старинный город Женева. В центре столь же древнего парка, под названием Плас Нуве, стоит комплекс зданий немного похожий на древний Дворец Лиги Наций, находившийся на этом месте полторы тысячи лет назад.

В Женеве было уже почти одиннадцать часов вечера, почти ночь, но это мало отражалось на потоке транспорта, проходившего через столицу Земной Федерации, не отразилось это и на активности Председателя Федерации, который созвал экстренное ночное совещание парламента, чтобы утвердить свои новые указы. Недовольно ворча на “его величество”, представители земных провинций и звездных колоний заполнили комнату в ожидании его августейшей персоны.

За пределами здания, в полутора километрах от комнаты, в которой заседал Парламент, по тенистой аллее парка приближались шестеро молодых людей. Им было известно, что Джонал Константайн Геррера вскоре появится на заседании Парламента, и они собирались пробраться туда. Они хотели убить председателя.

Все шестеро молодых людей, которые являлись боевиками группы “Дети Свободы”, несли под мешковатой одеждой игольные пистолеты, но для одного из них его пистолет весил значительно больше потому, что именно этому пистолету было назначено оборвать жизнь деспота, который правил разваливающейся Федерацией. Он сам вызвался на это, и обратного пути у него не было. Нравилось ему это или нет, его потные руки должны были изменить ход истории. Род Кемпбелл провел сухим языком по своим губам, глядя на охранников, которые стояли на верхних ступенях мраморной лестницы возле дверей здания Федерального Парламента. Мышцы его спины непроизвольно, почти до боли напряглись, в пустом желудке возникло неприятное чувство.