Андрей Плеханов - Царь муравьев

Можно строить на этот счет сотни теорий. Если хотите, стройте сами, я не буду. Знаю лишь одно: жизнь покажет. Жизнь не моя, жизнь наших детей.

Я желаю им добра, дай бог, чтобы у них получилось. Получилось так, чтобы не угробить при этом остальное человечество.

Как видите, все шло совсем неплохо. Но счастье не бывает вечным. Равновесие нарушилось не сразу. Первый удар я нанес по нему сам, когда открыто поцапался с Гансом.

Это случилось ночью, звонок Благовещенского поднял меня из постели.

– Дмитрий, живо в шестую операционную! Бегом!

– Что-то случилось, Михаил Константинович? – я так и не научился называть профессора на «ты» и обходиться без отчества.

– Случилось, еще как случилось!

– Что там? – сонно пробормотала Женя.

Что я мог ей ответить? Я и сам не знал.

Шел второй час ночи. Перед входом в хирургический корпус меня остановили два незнакомых мордоворота в милицейской форме, обыскали и потребовали пропуск. Я предъявил, они сверились со списком и пропустили. Происходило что-то нештатное – людей из УВД на территории клиники не жаловали, предпочитали собственную охрану, состоящую в основном из подлиз. Далее я попытался промчаться по коридору, но был немедленно схвачен очередной парочкой дюжих ментов – хорошо хоть на пол не бросили, руки не выкрутили. Опять затребовали пропуск… Короче, пока добрался до оперблока, проверили меня раза четыре.

В ординаторской сидел Благовещенский, крайне невеселый – бледно-серого цвета. Также присутствовало шесть человек из высшего руководства области, я знал их лица по газетам и телевидению – тоже все бледные-серые. И был Ганс, вполне из себя розовый.

– Федор Николаевич попал в автомобильную аварию, – тихо произнес профессор, глядя на мою оцепеневшую физиономию. – Случай очень тяжелый. Сейчас в операционной Ледяев и Иванько, сделали трепанацию черепа, но там еще обширный разрыв кишечника. Это твоя специализация, Дмитрий. Иди в шестую, тебя ждут.

– Дима, я не говорю тебе: постарайся справиться, – добавил Ганс. – Я говорю: справься. Сам понимаешь…

О да, еще бы я не понимал! К имени-отчеству Федор Николаевич прилагалась фамилия Галактионов. И фамилия эта принадлежала нашему губернатору.

Так-так… В числе моих последних пациентов были бывший сенатор США, известная французская актриса и министр из Индии. Но во внутренностях главного человека нашей области я еще не копался. Ручаюсь что для Ганса они были важны куда более, чем, к примеру, кишки президента Соединенных Штатов Америки.

Впрочем, думаю, что президент США вряд может попасть в аварию, подобную случившейся. Это вам не коржиком за телевизором поперхнуться до полусмерти, или навернуться с велосипеда, что так характерно для Джоржа Буша-младшенького. Русские боссы любят адреналин, их хобби – ездить на диких скоростях на машинах, летать на вертолетах в неподходящую погоду, всегда в вечной спешке – никому, по большому счету, не нужной. Всегда спешить и в конечном счете героически разбиваться всмятку.

В предбаннике меня живо переодели, продезинфицировали, и я шагнул в операционную. В атмосфере витало паническое настроение, его было видно даже по спинам хирургов у стола. Я приблизился вплотную, коротко буркнул слова приветствия. Ледяев сосредоточенно ремонтировал голову губернатора, Иванько по локти торчал в животе. Живот, замечу, был преизрядных размеров, немногим меньше, чем у Житника. Под маской я не мог наблюдать выражение лица Иванько, но глаза у него были такие… Видно было, что ему отчаянно хочется вынуть руки из разверстого чрева, сказать: «Все, что мог, я уже совершил», и уйти – быстро, не оборачиваясь.

Однако губернатор – это, знаете ли, не обычный пациент. В борьбе за его жизнь положено совершать не просто подвиги, а чудеса. И главным кудесником, похоже, предстояло стать мне.

– Он фрагрант? – первым делом спросил я.

– Шутишь?

– Шучу.

– Шутник, блин…

Ясно, что Галактионов не был подлизой – и по возрасту, превышавшему шестьдесят, и по бегемочьей комплекции. Хотя мужиком он был неплохим, я испытывал к нему симпатию, и это несколько увеличивало его шансы на выживание. К примеру, если бы я оперировал Житника, он не прожил бы и пяти минут, даже если бы речь шла об удалении бородавки.

– Как его угораздило?

– Ехали на «Волге», – начал объяснять Ледяев, – скорость под сто семьдесят. В машине три человека – Галактионов, шофер, и еще один из областных боссов. Губернатор на переднем месте, и не пристегнут, паразит… (тут мне показалось, что Ледяеву хотелось плюнуть на раскуроченную черепушку Галактионова, только маска мешала). Мчались в районе Ртищевского заказника – с охоты возвращались. И тут на дорогу выбежала корова.

– Корова? – усомнился я. – В лесу? Ночью? Может, лось?

– Точно говорю тебе – корова! Водитель протаранил ее, улетел с дороги и со всей дури вписался в дерево. Сам – насмерть тут же, тому, кто сзади сидел, практически ничего – так, пара переломов. А губернатор пробил лобовое стекло, вылетел из машины и умудрился насадиться брюхом на сук. С субдуральной гематомой я разобрался, хотя часть височной доли пришлось резецировать. Если выживет, как минимум полгода будет на дурака походить, такое восстанавливается долго. А что в кишках – пусть тебе Леша расскажет.

– Хреново тут, – пробасил Леша Иванько, лысый крепыш, один из «первичных» подлиз, известный в городе полостной хирург. – Значит, уточняю: Федор Николаич вылетел через лобешник, далеко не улетел, потому что машина въехала капотом прямо под здоровенный обломленный сук. Федор Николаич насадился на эту деревяшку весьма основательно. Разрыв – от грудины до таза. В кашу все – и желудок, и тонкий кишечник, и поперечная ободочная, и сигма, и мочевой пузырь. Селезенка кровила, я ее уже удалил, но сам понимаешь, селезенка – не проблема. Проблема в том, что шить тут практически нечего – сплошные лохмотья и кал.

– Почки, аорта, сердце?

– Ничего не тронуто – повезло. Но от этого ничуть не легче.

– Ну и чего?

– А ты не знаешь, чего? Половину дыр я зашил, какие можно было. Теперь дренажей наставим не меньше шести штук, стенты в мочеточники, и в реанимацию. Пусть течет все наружу, посадим на антибиотики и будем ждать – может, выживет.

– И как ты думаешь? Выживет?

– Нет, конечно. Сердце плохое, атеросклероз, да еще и череп пробит. Дня три, может, протянет, если очень стараться будем.

– Дай-ка я сам посмотрю…

Леша с облегчением вынул окровавленные конечности из губернатора, я суеверно перекрестился и полез в живот. Там было как в неприличном анекдоте: не просто ужас, а «ужас, ужас, ужас»! Каловые массы Леша уже вычерпал, спасибо ему, от крови кишки относительно отмыл, восстановил крупные сосуды и прижег мелкие. Зашил несколько дыр и наметил места для дренажей. Все правильно… Почти правильно.