Дмитрий Лебедихин - Фантастика. Сборник рассказов

Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом».

Александру Теаро, старому другу и соратнику.

Как падает за горизонт, утомленный за день, диск Солнца, напоивший землю благодатным светом, как зверь исполнивший долг перед родом, улыбалась, глядя выцветшими глазами в высокий, стрельчатый потолок замка статная старуха-герцогиня Линда фон Альбрехт. Увядшая, но не сломленная, она не страдала, данные богом года кончались, и она лежала на бархатной оттоманке тихо радуясь, каким–то своим, потаённым мыслям: – Рассветные дали зелёного Кувейлоо. Иглы небоскрёбов. Витые спиральки подвесных автострад – всё виделось как наяву. Кейси мечтательно прикрыла веки. Тогда она была девчонкой и наивно полагала, что Нортт любит её и жизнь, окружившая девочку своими законами, казалась неповторимой и единственно верной. Как давно это было? Много-много лет назад по земному календарю. Всё это осталось где–то там, в мерцании звёзд, где полвека назад чертила небосвод зелёная искорка станции. Старуха уже не могла подняться без посторонней помощи и небо так, часто дававшее отдых сердцу и мыслям скрывалось для неё за дубовыми панелями темного потолка. Тяжёлые или светлые воспоминания клали отблеск на лицо старухи, редкие белесые брови то сдвигались, собирая строгие складки лба, то искорки веселых морщинок бежали от глаз, рассказывая о чудесных превращениях и ярких страницах прошлого.

Серые глаза Нортта всегда пугали Кейси своей холодностью. Светлячки страсти быстро таяли в ледяной смеси из аналитического ума и сарказма. И губы, жарко целуя, дарили лживую ласку, не согревая замерших глаз. Сидя у него на коленях, Кейси испытывала это же двойственное чувство. Но она не знала Нортта другим, и инстинктивно старалась забыться, прогнать тревожные мысли и обрести в искусстве любви ту самую ненадёжную уверенность, свойственную всем влюблённым людям. – Мне удался «синфазный пучёк» – вновь завёл разговор о физике Нортт – Поток протонов и антипротонов можно посылать не разделяя, но стоит направленно разрушить гармонию биения начинается управляемая аннигиляция. Он как обычно, чрезмерно увлекался своими изобретениями, где случайная удача начинала чудиться ему грандиозным открытием. А Кейси не понимала прелестей физики плазмы, она обиженно взмахивала пушистыми ресницами и отворачивалась – ведь за полусферами окон в голубовато – зелёной пене облаков падает за горизонт салатово–хризолитовый диск Орайоо и в тускнеющей дымке планетарного города, за пиками высотных домов, там, где начинаются парки, бордовые великаны сирейсы вскидывают навстречу ночной прохладе пальчатые подушечки листьев и взъерошенные, сумрачные лемуры-карио с сонными глазами томно взбираются по ветвям полакомиться светящимся нектаром из открывающихся голубых бутонов.

Нортт не заботится о доме, и даже платья Кейси всегда выбирает одна. Но Кейси любила Норта с зыбкой верой молодости, когда близость принимается синонимом любви и надежда на лучшее будущее ещё сильна. Стерильные лаборатории с приглушенным грохотом разрывов и стрекотанием счётчика радиации она наполняла присутствием Нортта. Холодный белый пластик, которого касались его пальцы казался теплее и терпимее была безлюдность коридоров, если по ним когда-то проходил он.

Днём Кейси забиралась в библиотеку информфонда и считывая новые данные дальней разведки, просматривая карты, видеоролики и фотографии забывала о Нортте, Кувейлоо и становилась на несколько часов чутким приёмником людских эмоций, анализатором и судией когда – то живших, существующих или только возникших цивилизаций со всем сонмом этики, эстетики, этнографии и истории, той мешаниной порой непредсказуемых, но механически записанных в файлы событий, что и составляет основу галактической социологии. Создаваемая диссертация меньше тревожила Кейси, чем нечто другое, ещё не вполне осознанное, но близкое и насущное, маячившее в самом бытие, окружающей жизни и настоятельно требовавшее своего осмысления. Почему меркнут отношения любви и дружбы? Чувства мельчают и тёплая привязанность превращается в исполнение долга? И люди живущие всё дольше и дольше не хотят иметь детей? А процесс называемый развитием ведёт к развенчанию, теперь уже не кажущихся вечными, истин добра и совести.

Дитя зелёного солнца – Орайоо, Кейси не знала другой жизни и наблюдая восторженными глазами «пыльных жителей» Альдемана или живые смечи Рудзу-Хоу, она оценивала не более, чем движущиеся картинки, отрывочные фразы и детали, достаточно вольные переводы, образцы далеко не человеческой морали и логики. И близкие, приземлённые вопросы тушевались, уходили на второй план, оставляя в душе неприятный осадок.

Нортт не хотел детей. – Ты какая – то старомодная – целовал он в лоб Кейси и убегал в лабораторию, а молодая женщина кусала губы от сознания собственной неполноценности. Подругам хватает иметь в генетическом банке замороженные гаметы – свою и мужа, чтобы под старость лет тешиться обладанием не рождённого ими ребёнка. Кейси не хотела так, а Нортт упрямо доказывал опасность родов, попрекая мать Кейси, приучившую девочку к естественной истории. А теперь девушка изучала галактические архивы пытаясь провести параллель между судьбами цивилизаций, объять слабыми руками парсеки многоликого космоса и найти там ответы на свои вопросы.

***

Правнук на цыпочках подобрался к лежащей бабуле и запрокинув головёнку упёрся взглядом в темные балки потолка – Что же она видит там? И улыбается… Он поднялся на цыпочки и заглянул в ее лицо. Маленький Юри от изумления открыл рот, это очень походило на сказку, на прекрасную зелёную сказку полную красных деревьев и волшебных яснооких фей. Бабушка рассказывала, но … увидеть здесь! Бабушка как будто исчезла – на оттоманке лежала молодая женщина. Зеленовато–чёрные волосы стекали по плечам и падали на пол, огромные, полные печали глаза смотрели в незамутненную преградами даль, а красивые полные губы улыбались. Юри застыл – не спугнуть видение, продлить миг счастья. – Юри, Юри! – плакала пятилетняя сестрёнка. Она подошла сзади и стала дёргать его за рубаху. – Отстань Айта – прошептал мальчик, боясь отвести взор. Правнучка пискнула и замолкла, заметив на лице брата необычайно счастливое выражение. Она вскарабкалась на низкую банкетку, упёршись острыми коленками в ее край, обняла Юри и чмокнув пухлыми губками так и засветилась радостью. – Бааааа – только и смогла произнести она и порывисто наклонившись, поцеловала волшебную фею в которую превратилась ее строгая бабушка.