Сергей Хортин - Профессионариум. Антология фантастических профессий

От неожиданности я засмеялся.

– Да, вот так вот! – Ваня радостно подхватил мой смех. – Вот так будет смеяться над врагами. Ха! Ха!

– С чего ты взял? – спросил я, улыбаясь. – С чего ей смеяться?

– А с того, что она победит! И будет всегда побеждать! А смеётся хорошо тот, кто последний. Вы сами говорили.

– Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, – поправил я машинально. – Что ж. Резонно.

– И это ещё не всё. – Он уставился на меня блестящими глазами и покраснел. – Я ещё кое-что сделал. Купил её. Шиншиллу. Ну, мама купила.

Он сбегал в прихожую и принёс рюкзак – это оказалась переноска для транспортировки животных. Когда Ваня расстегнул молнию, на дне переноски я увидел пушистого серого зверька.

– Вот. Это Миха. Это он, шиншилл, – пояснил Ваня, гордо улыбаясь. – Он теперь всегда со мной. Вместе будем…

– Побеждать? – подсказал я и почувствовал, как сердце в груди опять суетливо забилось.

Он кивнул.

– Побеждать!

И яростно потряс над головой кулаком.

– Ты ведь не заболел прошлый раз. Ты ходил на футбол? – спросил я, немного помолчав.

Это был риторический вопрос.

Через пять лет я снова встречу его. Возмужавшего, похудевшего. Высокого рыжего юношу с горящими от волнения щеками. Встречу на курсах подготовки кадров для Роскосмоса, куда заеду за одним из учеников.

Я сначала не узнаю его. А когда узнаю, не буду знать, что сказать. И поэтому выдавлю первое, что придёт в голову:

– А я думал, таких как ты в космонавты не берут.

Он усмехнётся.

– Ну, я же не в испытатели. У меня свой путь.

Потом я спрошу про Миху, он помрачнеет.

– Миха умер. Но жизнь прожил хорошую, достойную. А вы как, Родион Маркович?

– Я не умер. Но жизнь пока тоже хорошая. Достойная меня.

Мы посмеёмся и попрощаемся.

Но это будет только через пять лет.

А пока я стоял и курил в окно, наблюдая, как толстый мальчик ковыляет по дорожке прочь от моего дома. Хромая и игнорируя припаркованный у подъезда такси-кар.

И думал, что назвать ребёнка Ваней было бы, конечно, слишком сентиментально. И я так никогда не сделаю, даже если и обзаведусь когда-либо сыном.

Мальчик обернулся и замер, глядя на меня. Поднял вверх руку со сжатым кулаком. «Побеждать!» – прочитал я по губам.

И вскинул кулак в ответном приветствии.

Разминочная комната. Окна из пуленепробиваемого стекла, занавешенные тяжёлыми багровыми шторами. Слабое освещение от диодных трубок на потолке. Мягкая, густая и липкая полутьма внизу. Устало шуршит настенный кондиционер. Лёгкий аромат хлорки.

Звук моих глухих шагов отражается от стен и гаснет, растворяется в помещении. Ступаю легко, медленно, как кошка. Пружинящий пол – татами. Передо мной висит на канатах имитация обнажённого человеческого тела в полный рост: глаза-бусинки раскрыты, рот скривился в беззвучном крике.

Я разогреваю суставы и связки. Медленно и с усердием. Сначала шею, потом кисти, локти, плечи. Вращаю корпус, вправо-влево. Перехожу к коленям и ступням.

Делаю растяжку – руки, ноги. Позы «собаки», «младенца». Пружинящие выпады.

Перед работой разминка – обязательная процедура. Гибкость, сила и точность – моё профессиональное кредо и «бади скиллз».

Расслабляю мышцы после статической нагрузки и восстанавливаю дыхание. Подхожу к манекену.

На деревянной полочке у свежеоштукатуренной стены разложены кинжалы и мечи всех форм и размеров: от маленького перочинного ножика до «гросс-мессира», которым можно орудовать двумя руками. Неоновый свет отражается в их наполированных до блеска лезвиях.

Беру кривой казачий «бебут». Примериваюсь. Имитирую колющие удары. В сердце, в печень. Хватаю рукоять обратным хватом и одним резким взмахом перерубаю манекену сонную артерию.

Брызжет струёй кровезаменяющая жидкость.

Смотрю – разрез чистый, края ровные и без зазубрин. Совершенство!

Тренировка окончена.

Я довольна. Беру с полочки вафельное полотенце. Утираю липкий солёный пот. Бросаю на пол – дежурная смена приберётся.

Вот так же легко и просто я убиваю тела живых людей. И делаю это осознанно. Мне хорошо платят. Есть страховка, полный соцпакет, льготы для всех членов семьи. Московская прописка. Регулярное повышение квалификации и профессиональная переподготовка. Нет, конечно, досрочного выхода на заслуженный отдых, но в наши дни – это совсем не актуально. Как, впрочем, и сама архаичная пенсионная система.

Зачем убиваю? – сложный вопрос. Сначала я думала, что просто нравится. Всё это глубоко личное, наболевшее. Помните школу, старшие классы, «первый раз»? Да-да, всё происходит из прошлого жизненного опыта. Любовь, боль и кровь. Прямо после подготовки к сдаче ЕГЭ в кабинете биологии.

По-настоящему «первый раз» у меня было с Наташкой. Тогда так было модно. Романтик!

Шли с ней по жизни много лет. Сходились, расходились, спорили, ссорились, меняли мужчин.

– Почему именно женщина должна убивать? – спросите вы. Отвечу без утайки. – Мужики от этой работы сходят с ума и дохнут как мухи. Слабые. Неприспособленные. Боятся чужой боли, криков и крови.

Обычно я прихожу на службу к десяти. Проклятые подмосковные пробки! Другие сотрудницы – к одиннадцати-двенадцати. Наташка-фанатка сейчас пашет в третьем секторе, а потому является в восемь. Старается, сучка-стахановка, всё ещё хочет меня уесть. Я тоже хорошо делаю свою работу, но естественно, без выпендрёжа. А ей подавай свежак, новые эмоции, соревнование и конкурентную борьбу.

Захожу в свой рабочий кабинет.

Закопчённое пыльное окно. Наполовину приспущенные тяжёлые жалюзи. Репродукция Бориса Валеджио на стене с крылатыми культуристками, дерущимися с рептилоидами. Стол, заваленный бумагами и папками. Гранёный стаканчик с мёртвыми пластиковыми розами. Допотопный компьютер, наверное, поросший мхом. Металлический шкаф. А вы что, хотите «Икею»?

На стальных крашенных серебрянкой створках – портрет сэра Роджера Пенроуза на фоне чёрно-белой фрактальной мозаики, под ним лозунг с яркими печатными буквами: «Теория объективной редукции всесильна – потому что она верна!»

Открываю ржавым ключом скрипучий замок. Вешалка. Ворох маскарадных костюмов, пересыпанных нафталином. Отдельно висит чёрный шёлковый балахон с глухим капюшоном. Внутри – тряпочный мешочек на ниточке, полный лаванды. Свежие, пахнущие вездесущей хлоркой сандалии. Коса на гладко отполированном древке стоит в отдельной секции.

Беру точильный брусок. Провожу по лезвию – звенит! Достаю бумагу и пробую остриё.

Класс! Теперь у меня два аккуратных листика. Стороны идеальные, без заусенцев.

Раздеваюсь. Но вы не подсматривайте!

Нет, не подумайте чего лишнего, ведь я же женщина, хоть и замужняя – и всё при мне. Но вот так вот изливать душу неизвестному человеку и тем более не «клиенту»… Не каждая из моей профессии решится. Особенно в наши дни, когда минкульт и полиция нравов… ох, не будем о запретном!