Роальд Даль - Остановка в пустыне

Я разделся и долго стоял под холодным душем. Это помогло. Потом, поскольку не могу заснуть при лунном свете, я удостоверился, что шторы плотно задернуты, лег в постель и около часа, а то и больше читал "Естественную историю" Селборна в издании Джилберта Уайта. Это тоже помогло, и в конце концов где-то между двенадцатью и часом настало время, когда я смог выключить свет и без слишком больших сожалений приготовиться ко сну.

Только я начал задремывать, как услышал какие-то слабые звуки. Я тотчас узнал их. Звуки походили на те, которые я слышал много раз, и все же они по-прежнему оставались для меня самыми волнующими и завораживающими. Они представляли собой слабый, едва уловимый скрежет металла о металл и производились, всегда производятся кем-то, кто очень медленно и осторожно поворачивает снаружи дверную ручку. Одно мгновение - и я весь превратился в слух. Но не двигался, а просто открыл глаза и не отрываясь смотрел на дверь; помню, что в тот момент я мечтал хотя бы о щелке между шторами, хотя бы о тонком лучике лунного света снаружи, чтобы увидеть хоть тень прелестной фигуры, которая вот-вот войдет. Но в комнате было темно, как в подземелье.

Я не слышал, как открылась дверь: не скрипнула ни одна петля. Но неожиданный порыв воздуха пронесся по комнате, он шелохнул шторы, и через мгновение я услышал приглушенный стук дерева о дерево, когда дверь снова осторожно затворилась. Затем щелчок - дверную ручку отпустили.

И вот я услышал, как кто-то на цыпочках идет по ковру в мою сторону.

На какое-то жуткое мгновение мне пришло в голову, что, может быть, это мистер Абдул Азиз крадется ко мне с ножом в руке, но тут теплое, стройное тело склонилось надо мною, и женский голос прошептал мне в ухо: "Не произноси ни звука".

- Моя дорогая, моя возлюбленная, - прошептал я в ответ, гадая, которая это из двух. - Я знал, что ты придешь... - Но она тут же зажала мне рот рукой.

- Молю тебя, - прошептала она, - ни слова больше.

Я не спорил. Губы мои умели делать много такого, что куда лучше слов. Ее тоже.

Здесь я должен остановиться. Знаю, мне это совсем не свойственно. Но я первый и последний раз прошу извинить меня за то, что воздерживаюсь от подробного описания потрясающей сцены, которая засим последовала. На то есть свои причины, и я прошу отнестись к ним с уважением. В любом случае вам будет не вредно для разнообразия дать волю собственному воображению, и, если вы захотите, я могу его немного подогреть, со всей правдивостью и искренностью признавшись в том, что из тысяч и тысяч женщин, которых я знавал, ни одна не доводила меня до таких крайних высот экстаза, как эта леди Синайской пустыни. Ее искусство было поразительно. Страсть не знала границ. Диапазон невероятен. При каждом заходе у нее наготове был новый изощренный прием. И в довершение всего она обладала тончайшим и в высшей степени изысканным стилем. Она была великой артисткой. Она была гением.

Вы, вероятно, скажете, что моей гостьей была старшая. И ошибетесь. Это ровно ничего не доказывает. Истинная гениальность - врожденный дар и не имеет никакого отношения к возрасту; могу вас заверить, что у меня не было никакой возможности узнать наверняка, которая из них пришла под покровом тьмы в мою комнату. Я бы не решился держать пари ни на одну. В какой-то момент, после одной особенно бурной каденции, я был убежден, что это жена. "Это должна быть жена!" Затем темп вдруг менялся, и мелодия становилась такой детской и наивной, что я готов был поклясться - это дочь. "Это должна быть дочь!"

Меня сводило с ума то, что я не находил верного ответа. Это терзало меня и одновременно унижало - ведь я, в конце концов, знаток, знаток высочайшего класса, и как таковой должен распознать марку вина, даже не видя этикетки. И вот я терплю фиаско. Однажды я даже потянулся за сигаретой, надеясь раскрыть тайну при вспышке, но ее рука в то же мгновение выхватила у меня спички и сигареты, и они полетели в противоположный конец комнаты. Не один раз я начинал нашептывать этот вопрос ей на ухо, но не успевал произнести и трех слов, как ее рука поднималась и хлопала меня по губам. К тому же довольно сильно.

Ну хорошо, подумал я. Пусть будет так. Завтра утром внизу, при свете дня, я все узнаю по горящим щекам, по взгляду обращенных на меня глаз и по сотне других маленьких признаков. Узнаю и по меткам, которые мои зубы оставили на левой стороне шеи над линией ворота. Довольно коварный ход, и так точно рассчитанный, подумал я, - мой злобный укус был сделан в апогей ее страсти, - что она даже не осознала значительности его последствий.

Это была во всех отношениях памятная ночь, и прошло по крайней мере четыре часа, прежде чем она подарила мне последнее яростное объятие и выскользнула из комнаты так же быстро, как пришла.

На другое утро я проснулся только в начале одиннадцатого. Я встал с постели и раздвинул шторы. День был сияющий и жаркий, как всегда в пустыне. Я не торопясь принял ванну, затем оделся, как всегда, очень тщательно. Я чувствовал себя посвежевшим и бодрым. Мне было радостно думать, что и в моем возрасте я еще могу одними глазами призвать женщину в свою комнату. И какую женщину! Было бы восхитительно выяснить, которую из двух. Скоро я это узнаю.

Я медленно спустился на два пролета.

- Доброе утро, мой дорогой друг, доброе утро, - приветствовал меня в гостиной мистер Азиз, поднимаясь из-за небольшого письменного стола, за которым он что-то писал. - Хорошо ли вам спалось?

- Превосходно, благодарю вас, - ответил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как обычно.

Он подошел и остановился рядом со мной, улыбаясь ослепительно белыми зубами. Его острые глазки остановились на моем лице и внимательно его разглядывали, будто ища чего-то.

- У меня для вас хорошие новости, - сказал он. - Пять минут назад звонили из Бир-Ровд-Салима. Новый приводной ремень прибыл с почтовой машиной. Салех его прилаживает, через час все будет готово, вы сможете ехать дальше.

Я сказал, что очень ему признателен.

- Мне будет жаль расстаться с вами, - сказал он. - То, что вы к нам заглянули, доставило нам огромное удовольствие.

В столовой я завтракал в одиночестве. Потом вернулся выкурить сигарету в гостиную, где мой хозяин все еще писал за столом.

- Простите меня, - сказал он, - мне надо закончить еще пару дел. Это не займет много времени. Я уже распорядился собрать ваш саквояж и отнести его в машину, так что вам не о чем беспокоиться. Садитесь и наслаждайтесь сигаретой. Дамы должны спуститься с минуты на минуту.

Жена явилась первой. Она вплыла в комнату, еще больше, чем прежде, похожая на ослепительную царицу Семирамиду с берегов Нила, и первое, что я заметил, - это бледно-зеленый шифоновый шарф, небрежно повязанный на ее шее! Небрежно, но тщательно! Так тщательно, что шеи под ним совсем не было видно. Первым делом она подошла к мужу и поцеловала его в щеку.