Мария Фомальгаут - Сентябрельник, сентябрядцатое сентября

…спина исчезает в дверях замка, затаившегося за деревьями, Мортен сжимает зубы, вот чер-р-р-т, этого еще не хватало, там люди, там туристы толпами, там жертва затеряется так, что черта с два найдешь, а даже если найдешь, черта с два застрелишь на глазах у всех, когда охраны в замках вагон и маленькая тележка. Мортен оглядывается, Мортен высматривает людей, почему никого нет, Мортена встречает только каменный лев, покрытый мхом. Почему лев зеленый и пушистый от мха, почему мох тянется по растрескавшемуся крыльцу, почем замок смотрит на человека пустыми глазницами окон, почему перед замков не выстроились торговцы, продающие замок, рассаженный по магнитам и тарелкам, почему в пустых залах гуляет только ветер, гоняющий сухие листья, почему замок…

…умер?

Мортен сам пугается этого слова, разве замки могут умирать, так не бывает, так не должно быть. В замке гулким эхом отдается стук шагов, кто-то бежит во весь дух, цвякают осколки разбитых временем ступеней под чьими-то ногами, скрипит дверь, уже успевшая забыть за годы и годы, как вообще открываться. Шорох ног по траве, по опавшей листве, кто-то убегает, Мортен не догоняет кого-то, Мортен спрашивает себя, почему умирают замки…

Город Кристбург – это город Рождества, город, в котором Рождество живет всегда, даже если на улице июль. Жители нарочно строили уютные, будто пряничные фахверковые домики, изящные башенки, остроконечные шпили, мощеные улочки, будто сошедшие с открыток. Кажется, вот-вот пойдет снег и укроет черепичные крыши, а по припорошенной снежком улице проедет изящный экипаж. Здесь действительно водятся экипажи, правда, электрические, а не на лошадях.

Кристбург просыпается рано утром, когда часы на ратуше пробьют часов шесть, а то и пять. Город выходит на балкон, чтобы выпить кофе, или идет в маленькую кофейню, опять же попить кофе с круассанами или поесть яичницу с тостами. Кристбург едет на работу на велосипеде, не торопясь – он вообще все делает не спеша. Любовно полирует мифы и легенды, шлифует традиции, до блеска натирает свою историю, выпекает сказки, подкручивает шестеренки времени. Обедать идет тоже в какое-нибудь кафе, притаившееся в переулке под изящной вывеской.

Часы на ратуше медленно двигают день к вечеру, – Кристбург зажигает уютные фонари, дома вспыхивают огоньками окон, подтренькивают велосипеды едущих домой, из кафе слышится музыка, вот она сидит за стоНиками, пьет вечер, смакуя каждый глоток. Здесь само время течет иначе, замедляется, вязнет, не хочет никуда спешить, останавливается посидеть на скамейке на набережной или на газоне перед памятником кому-то, неведомо кому. А потом время ложится спать – вместе с городом, вместе с засыпающей музыкой, и ночь укрывает их всех звездным одеялом.

– …а адрес ваш?

Вздрагиваю. И чего я вздрагиваю, спрашивается, как будто я не знал, что рано или поздно спросят…

– А… а адреса нет.

– То есть, нет? – на безмятежном лице кадровика первый раз появляются какие-то эмоции, кажется, недоумение.

– Собственно…

– Или вы оттуда? – интонация кадровика стремительно меняется.

– Э… нет. То есть, да. То есть, уже нет…

Уже нет, думаю я, потому что уже нет никакого оттуда, все оттуда снесли полгода назад, на месте оттуда построили прянично-сказочный Кристбург, такой, каким он должен быть, а не таким, каким его сделали в спешке, когда нужно было где-то жить, куда-то приходить по вечерам домой, где-то есть свой ужин, где-то спать. Возводили дома – буквально из пустоты, из ничего, дома росли сами по себе, лепились друг на друга на равнине с издевательским названием Утопия. Это потом уже спохватились, что центр города, что нельзя, что как же, как же, это потом уже снесли наше прошлое до основания, чтобы построить свое, правильное прошлое, прошлое средневековых замков и рыцарей, прошлое пряничных домиков и узких улочек, прошлое рождественских костелов и изящных экипажей.

– Большое спасибо, – кадровик протягивает мне руку, – мы вам перезвоним.

Сжимаю зубы, как же, разбежались вы мне перезванивать, бежите и падаете, вы даже телефон мой не записали.

Выхожу на уютную рождественскую площадь, прислоняюсь к стене. Надо что-то делать, говорю я себе, надо что-то делать, понять бы еще, что. Легко сказать – соврать, будут проверять, как пить дать, будут, это они могут…

Перебираю бесконечный список – «Требуются…», «Требуются…», «Требуются…», дохожу до самого конца, смотрю на последний номер, понимаю, что уже могу не звонить и себя не предлагать…

Нажимаю цифры, зачем, зачем, зачем…

Гудки, такие непривычные, такие пугающие, хоть бы мелодию установили, что ли…

– Слушаю вас.

Натягиваю на себя маску вежливости, маска не держится, норовит сползти…

Здравствуйте, я по объявлению, хотел бы поподробнее узнать о работе…

– …очень хорошо… – жутковатый голос, как будто нечеловеческий, – человека одного найти надо…

– А… что за человека?

– Сейчас фотографию его вам сбросим, посмотрите…

– Могу я узнать поподробнее, где именно его искать?

Короткий смешок:

– Везде.

Отчаянно подбираю слова, как бы объяснить, что на поиски везде нужно столько денег, сколько мне и не снилось…

– …деньги вам переведем, не беспокойтесь даже… И фотографию. И вы мне его найдете, хоть из-под земли достанете.

– Фыркаю:

– Из-под земли?

Да… и из-под земли в том числе.

– И… и что с ним делать?

Снова короткий смешок.

– Узнаете.

Дзинь.

У ВАС НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

Дзинь.

У ВАС НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

Дзинь.

У ВАС НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

БАЛАНС ВАШЕГО СЧЕТА СОСТАВЛЯЕТ 100 000 КРИСТБУРГЕРОВ

ФОТО

Читаю третье сообщение, чувствую, как холодеют руки. Понимаю, что нельзя терять ни минуты, нужно рыскать по уютно-пряничным улочкам, заходить в янтарный свет таверн, спрашивать, не видел ли кто…

Гла…

А?

Да, уважаемый читатель, я вас слушаю.

Вы хотите знать, что за человека я ищу?

Да, конечно, вы читатель, вы имеете право знать.

Вот, посмотрите, пожалуйста, на фото в моем смартфоне.

Нет, сюда в книжку не понадобится вставлять фотографию. Я вам скажу, что вы видите. Нет, я вам не скажу, кто это, мужчина или женщина, сколько лет человеку на фото, какого цвета у него или у неё волосы, и глаза, и кожа.

Я вам ничего этого не скажу.

Но не волнуйтесь, вы без труда представите себе этого человека.

Потому что на экране вы увидите свое лицо.

Кстати, не будете ли так любезны подсказать, где вы?

Большое спасибо.

Я иду к вам.

А?

Вы хотите знать, зачем я должен Вас найти?

Честное слово, мне не хотелось бы в этом признаваться… но боюсь, я ничего не смогу скрыть от Вас, все-таки Вы читаете эту книгу.