Слава Волк - Квоска-хао, или Вместо тепла

– Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит ещё желанье,

Под гнётом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждём с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждёт любовник молодой

Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдёт она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена! – Ярослав стоял у кармы яхты в своём, как он любил, камуфляжном костюме и читал по памяти вполголоса стихотворение.

– Школу решил вспомнить? – к нему подошёл Сергей, пользовавшийся возможностью: из одежды на нём только джинсовые шорты.

– Единственный стих, который я помню… Александр Сергеевич Пушкин… а вот название не помню.

– Чацкий, вроде.

– О, вспомнил! «К Чаадаеву».

– А Чацкий это кто?

– Из «Горе от ума», кажется.

– Всё-то ты у нас помнишь.

– Ты, надеюсь, кремом для загара намазался? А то сгоришь… – Каргин обратил внимание на кожу друга, обычно очень бледную, а сейчас ставшую намного темнее, чем была.

– Буду я ещё кремами мазаться! Да что мне будет?!

– Ну, смотри…

Яхта не спеша рассекала волны, где-то кричали чайки, Солнце приветливо дарило свои лучи…

– А ведь искусственный интеллект уже давно изобретён… – проговорил Ярослав вдаль.

– Что?

– Да не, ничего… – он дождался, пока Немецкий уйдёт, и продолжил: – Персонажи книг – это искусственный интеллект. Они думают, размышляют, решают задачки, ошибаются, чувствуют… И созданы человеком…

Морская волна

Цвета свободы,

И пахнет она

Трудами работы.

Ветер перемен

С частичками света

Уносит что-то и оставляет взамен

Вопрос, бессмысленный без ответа.

Они будут биться

О берег покоя.

Все будут злиться,

Виной тому я!

Ярослав наматывал чёрные боксёрские бинты на руки в спортивном зале. У стен стояли незамысловатые приспособления: лавка для пресса, брусья, велостанки, скамья для выполнения жима лёжа, лестницы, одна из которых заканчивалась турником. В свободном углу стояли грифы разного веса, лежали блины от одного до двадцати килограммов, замки. В центре висела красная боксёрская груша, вокруг неё достаточно много пространства. В зал зашла Алёна, ей в глаза сразу бросились сильно проступившие сосуды на руках парня, потом мозг воспринял одежду: чёрные шорты до колен и чёрная свободная футболка с голубым кругом в области сердца, в нём изогнулась жёлтая с непропорционально большой головой рыба, подняв хвост вверх, открыв большую беззубую пасть, сверля пустоту красными глазами. Девушка тоже одета просто: белая футболка с чёрно-белым баскетбольным мячом, свободные белые шорты, недостающие до колен, чёрные кроссовки.

Каргин с Немецким, 201-ой и 539-ой недавно вернулись. Сергей сейчас спал у себя в комнате, 539-ая рассказывала своим соразмерным друзьям про море, 201-ая проверяла работу с Пьер-де-Розетт, а Ярослав вот, решил побить грушу, его волосы даже не успели полностью высохнуть. О водяных сейчас знали только двое: те, кто их видел. Они пока решили не рассказывать, а всё тщательно обдумать.

– Как съездили? – спросила Алёна.

– Сойдёт… – Ярослав невольно посмотрел на правую покрытую недлинными тёмными волосками ногу, на голени свежее ранение со свежей мягкой бордовой корочкой. Алёна, конечно же, это заметила.

– Это кто тебя? – она присела, рассматривая повреждение.

Вдруг из коридора послышалось странное мычание. Мимо открытой двери прошёл Никита с пустым взглядом, жуя свой указательный палец на левой руке, ещё чудом не истекающий кровью. Потом короткий стук: похоже, Иванов врезался в стену. И удаляющиеся шаги.

– Очень интересная история… – Каргина абсолютно не удивило это.

– А что это с ним? – Тютчева указала на открытую дверь.

– Да кто его знает, – он подошёл и закрыл дверь, – может, проголодался.

– Очень смешно, – сарказмом ответила она. – А если серьёзно?

– Так может так и есть. Когда французы подохли, он мне весь мозг проел, мол, давай кусочек отпилим, попробуем. У каждого свои причуды.

– Он каннибал?

– Только на словах. Он такой же каннибал, как я алкоголик.

– Понятно… Так что с ногой?

– Интересная история… Очень сложная… Вообще, её надо всем рассказать, но мы с 201-ой не знаем, как её правильно преподнести. Ну, давай расскажу. Спускаемся мы за осьминогами, а точнее, за одним. Спускаемся, тут мне в ногу стрела каменная. Кровь, акулы, я её выдираю… И тут сзади мне на плечо рука кладётся: оборачиваюсь, а там… русалка, водяной. У него голова как у инопланетянина, на руках перепонки, ноги сросшиеся. На теле доспехи в виде чешуи. Он нас к себе забрал. Оказывается, они на нашем говорить умеют, и очень даже хорошо. Там он мне остановил кровотечение. Потом отвёл, так сказать, к Королеве. Она без доспехов, а просто, в своеобразном нижнем белье, и грудь… Мы с ней обсудили… Мне повезло с эмчами: это визитка! Из-за этого меня не убили! А они убивают всех, кто их видел! Мы поговорили, поговорили… Ну, они нам помогут…

– Них*ра себе! А осьминогов-то взяли?

– Да.

– Знаешь, Ярик, пока календарь позволяет… – Алёна припала губами к губам парня, они слились в страстном поцелуе, а дальше поглаживания, интенсивные движения, снятие одежды… на полу…

– О, Ярик, я тебя ищу! – Марк проходил мимо зала, когда оттуда вышла закончившая парочка. Лавров не пошутил по поводу их внешнего вида (вспотевшая одежда, взъерошенные волосы, учащённое дыхание), выдававшего то занятие. – Может, Никитосу какую-нибудь таблеточку дать? Есть успокоительное?

– А что с ним? – задал встречный вопрос Каргин.

– Я выяснил: у него семья погибла. Ну, он совсем полетел с катушек…

– Что, совсем плохо?

– Ходит, палец грызёт, в стены врезается, иногда кричит, головой бьётся об стены.

– Это ладно. Успокоительных нет, да и пока ничего не будем предпринимать. Вот если начнёт представлять угрозу нам и операции, то тогда придумаем что-нибудь.

– Ну, смотри. Если что, тебя ему скормим.

Они посмеялись.

– Рассказывай, – Ярослав откусил небольшое жёлтое яблоко и посмотрел 957-ой прямо в её зелёные глаза.

– Порадовать ничем не могу… – грустно произнесла она.

– А хоть немного удалось продвинуться?

– Удалось только панику у них останавливать. Я вообще начинаю сомневаться в успехе Пьер-де-Розетт. Всё-таки, мы слишком разные.