Павел Амнуэль - Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16

Здесь и сейчас.

– Когда некто позвонил из Израиля и сообщил о смерти Ады, я очень быстро понял, что произошла интерференция и возникла не существовавшая ранее суперпозиция, – Лерман смотрел на Купревича свысока, хотя был чуть ниже ростом. Как это у него получалось, сказать было трудно – когда он переводил взгляд на Лену, то смотрел на нее с сочувствием, ни грана которого не доставалось Купревичу. Тот был соперником, возможно, врагом, старая дружба не играла никакой роли.

– Пойдемте, сядем, – предложила Лена, стараясь не встречаться взглядами с Лерманом. Он ее подавлял. Его усы в первый момент показались верхом безвкусицы, а сейчас – прошло всего-то несколько минут – выглядели прекрасным и необходимым дополнением к пронзительному взгляду, правильному греческому носу и волевому подбородку.

Лерман пожал плечами. Он мог говорить и стоя. И на ходу.

– Лена, – сказал он, – мне нужно как-то устроиться. Подозреваю, что в этой суперпозиции меня не ждали, и номер в отеле никто не зарезервировал. Перелет был нелегким, над Турцией самолет пару раз попадал в зону турбуленции. Ты здешняя и должна знать, где лучше. Впрочем, можно поискать в интернете. Надеюсь, здесь есть бесплатный вай-фай?

В углу зала, за рядами кресел было кафе; они заняли свободный столик, Лерман достал из чемодана лэптоп, включил, Купревич с интересом взглянул: модель была ему не знакома. LVY – что за фирма? Внешне, впрочем, лэптоп не отличался от известных моделей.

– Закажу кофе, – сказала Лена. – Еще что-нибудь? Здесь есть круассаны, булочки, бурекасы.

– Мне чай, – сказал Лерман, не отрывая взгляда от экрана. – Липтон. И два пакетика коричневого сахара.

Он на мгновение поднял взгляд и улыбнулся Лене, отчего у Купревича засосало под ложечкой.

– Диабета у меня пока нет, – сказал Лерман, будто эта информация была кому-то интересна, – но сахар повышенный, и врач посоветовал отказаться от белого сахара.

Лена поднялась, Купревич тоже.

– Я с вами, – сказал он.

Ни за что на свете он не хотел остаться с Лерманом наедине.

– Он всегда был такой? – спросила Лена.

– Нет. Вообще-то я познакомил его с Адой только потому, что не чувствовал в нем ни малейшей угрозы.

– Где? – спросила Лена. – Два каппучино, один Липтон и шесть бурекасов с сыром, – сказала она девушке-продавщице по-английски и что-то спросила на иврите – видимо, о цене.

– Сколько? – переспросил Купревич по-русски.

Девушка за прилавком улыбнулась и по-русски ответила:

– Семьдесят один шекель.

– В Израиле много наших, – сказала Лена. – Объясниться по-русски – не проблема.

– Позвольте, я заплачу, – Купревич достал бумажник. – Заодно проверим, принимают ли здесь мой «Америкэн экспресс».

– Принимаем, конечно, – вмешалась продавщица.

– Надеюсь, – пробормотал Купревич. – Хотя все может быть.

– Вы думаете… – обернулась к нему Лена.

– Не знаю, – угрюмо сказал он. – Возможно, здесь другие установки вай-фая. Другие пластиковые карты. Деньги… нет, вроде. Я без проблем обменял свои доллары на шекели.

– Пожалуйста, – девушка вернула ему кредитную карту и протянула чек. – Расписываться не нужно. Садитесь, вам все принесут.

Они не торопились возвращаться за столик. Лерман сидел, уставившись в экран, тыкал пальцами в клавиатуру.

– Я начинаю его бояться, – тихо произнес Купревич. – Совсем не тот человек, какого я знал.

– То есть, он…

– Нет, это Йосик, конечно. Но он стал другим. И знает физику гораздо лучше меня. Тем более – физику многомирий.

– Почему вы так решили? – возмутилась Лена.

– Терминология, статья в «Физикал ревю»… и вообще. Он заговорил о суперпозиции сразу, мне даже не пришлось объяснять, во что мы вляпались, извините за такое слово. Знаете, чем он сейчас занят? Если здешний вай-фай совместим с его интернетом, он проверяет, есть ли его статьи в здешнем варианте «Физикал ревю». Он умнее меня – мне не пришло в голову сделать аналогичную проверку.

– Но вы звонили в Штаты, и ваш друг…

– Да, но…

– Пожалуйста, Володя, – сказала Лена. – Никогда больше не говорите, что этот человек умнее вас. Мне он антипатичен.

– Спасибо, – пробормотал Купревич.

– Идемте, уже несут наш заказ.

Лерман не обратил на их возвращение никакого внимания. Придвинул к себе чашку с чаем, разорвал пакетики с сахаром, размешал, ложку уронил, она упала на пол, и никто не стал ее поднимать. Лена положила сахар себе и Купревичу, он бросил на нее благодарный взгляд, она кивнула, улыбнулась, и ему стало хорошо. Он мелкими глотками пил кофе, смотрел на Лену и видел, что ей нравится, когда он на нее смотрит. Они были здесь вдвоем, а Лерман – отдельно. Они существовали в общей для них реальности, а Лерман – в другой, и как это могло быть возможно физически, Купревича не интересовало.

Лерман поднял голову от компьютера, с удивлением посмотрел на свою уже пустую чашку и с интересом – на чашку Купревича, к которой тот не притронулся. Лену он игнорировал.

– Ну? – нетерпеливо спросил Купревич.

– Ложки гну, – буркнул Лерман, и Купревич сразу вспомнил прежнего Иоську. Тот терпеть не мог, когда кто-нибудь нукал и всегда встревал с фразой про гнутые ложки.

– Суперпозиция, конечно, не полная, полной и ожидать невозможно при таком большом числе взаимодействующих элементов, и к тому же… – заговорил Лерман, продолжая смотреть не на Купревича, а на его чашку. Тот сделал рукой приглашающий жест, и Лерман немедленно попробовал чужой кофе, поморщился и продолжил фразу с того места, на котором остановился: – К тому же, в нашей индивидуальной памяти в связи с возникшей интерференцией не могли не произойти обратимые изменения, что тоже не может не накладывать свои особенности на оценку состояния системы.

Лерман и раньше злоупотреблял двойными отрицаниями, даже закон всемирного тяготения он как-то сформулировал, удивив экзаменатора: «Сила, с которой тела не могут не притягиваться друг к другу, пропорциональна…» А потом настаивал, что такое определение правильнее, поскольку двойное отрицание усиливает утверждение.

– Вай-фай работает? – поинтересовался Купревич.

– Он и не мог не работать, – пожал плечами Лерман. – Основополагающие физические принципы не меняются только из-за того, что… А, ты хочешь знать, писал ли свои… Писал, успокойся. Если ты думаешь, что мы можем так просто обнаружить противоречия с собственными воспоминаниями или лакуны в событиях, или еще что-то, не соответствующее…

– Например, я помню, что говорил по телефону с подругой Ады, ее звали Орит, а такой женщины, оказывается, вовсе не существует.

– «Вовсе не существует» – это ты не мог не загнуть, конечно. Наверняка существует, просто с Адой оказалась здесь не знакома. К тому же, – Лерман передвинул чашку обратно к Купревичу, – ты уверен, что помнишь именно то, о чем только что сказал? Память о памяти, да? Ты помнишь сейчас, что не так давно вспоминал, будто ты говорил с женщиной по имени…