Павел Амнуэль - Летящий Орёл. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 3

– А чем он рисковал? – пожал плечами Базиола. – Если опыт не удастся, все останется как было. А для Кима эксперимент был необходим. Правда, теперь за него примутся разного рода комитеты…

– Что? – встрепенулся Корин. – Извините, я задумался. Считал в уме, на какую глубину может погрузиться капсула. Получается, что почти до центра планеты…

– Ну и отлично, – сказал Базиола. – Значит, Ким действовал так. Он посадил планер и начал опыт. Вероятно, аппаратура была смонтирована в капсуле заранее. Опыт должен был продолжаться около часа.

Корин молчал, кусал губы, думал. Впервые он понял по-настоящему человеческую сторону проблемы. Впервые осознал, что лигиец – существо с бесконечно сложным внутренним миром. Корин подумал, что каждый лигиец – гений, ибо держит в уме всю планету. Беда в том, что ни для чего больше не остается места в его памяти. Это мир «бесполезных» гениев. Их спасут, теперь-то их точно спасут, и кто знает какими гигантскими темпами начнет развиваться их проснувшийся для размышлений мозг?

Базиола смотрел на динамическую карту Лигии. Южный материк колыхался, дышал, жил. Красная капля, обозначавшая капсулу Яворского, поднималась к поверхности.

– Ким всплывет через семь часов, – сказал кибернетик.

– А мы будем на месте через двадцать минут, – отозвался Корин. – Я свяжусь с Дэвисом, пусть сам поднимает планер. Поспешим к Яворскому.

Врачи сказали правду: Ким Яворский сильно изменился после аварии, будто жизненные силы полностью ушли на восстановление руки.

Базиола хотел подойти бесшумно, но под ногой хрустнула ветка, он от неожиданно споткнулся о какой-то шланг, лежавший поперек тропинки, и, едва удержавшись от падения, схватился за куст роз. Ким, обернувшись на крик, с улыбкой наблюдал за манипуляциями друга. Они обнялись.

– Ты похудел, Ким, – заметил Базиола вроде даже с одобрением.

– Похудел? – с сомнением переспросил Яворский. – А, ну да, мы давно не виделись. Я сбросил двенадцать кило, когда готовился к испытанию нуль-транса, и еще пять – после аварии… И не смотри на меня так, Джу…

– Мало мы видимся, – вздохнул Базиола. – В институте я знал тебя как облупленного, а сейчас только оболочка выглядит знакомой… почти.

– Ты лучше подкинь мне задачу из нерешенных, – сказал Ким. – В этой клинике я покрылся плесенью. По мне, гляди, уже гусеницы ползают… До аварии я работал над эвристором открытий, слышал?

Базиола слышал. Отношение Базиолы к работе Кима было определенным и, конечно, отрицательным. Обсуждать это сейчас Базиола не хотел, не было у него желания превращать встречу с другом после трехлетней разлуки в бесплодный методологический спор.

– Видел твою Олю, – сказал он, неуклюже меняя тему разговора. – Она все хорошеет…

– Чего не скажешь обо мне, – заключил Ким. – Послушай, Джу, если кто-то из нас изменился, то это ты. Ты всегда прогонял меня, если считал очередную мою идею бредовой. Теперь ты не веришь в прогнозируемость научных открытий, а от спора увиливаешь. Не похоже на тебя… Дай-ка лучше задачу. У вас в Комитете по контактам задач наверняка больше, чем решений, верно? К примеру, эта история с пульсаром в Золотой Рыбе.

– Об этом говорят больше, чем дело того стоит, – неопределенно сказал Базиола.

– А чего оно стоит?

– Памятника, – буркнул Базиола. – Обнаружена мертвая цивилизация. По пульсара этого от нас всего полпарсека, но в направлении Земли он не светит, отсюда его обнаружить невозможно. Экспедиция к Формальгауту случайно записала его импульсы в радио и гамма-диапазонах. Та же экспедиция открыла и планету…

– Я знаю, почему ты не называешь корабль, – перебил Ким, глядя в сторону. – Это был Кратов на «Осьминоге». Он не вернулся, и в тебе говорит предрассудок…

– Кратов, да. И пульсар назван звездой Кратова, а планета – Кратов-I. К ней пошел зонд-автомат типа «Винт». Он-то и открыл мертвый мир.

– Мертвый?

– Абсолютно. Ничто живое не может существовать, когда пульсар поливает планету потоками гамма-лучей. А происходит это каждые три секунды. Каждый три секунды Кратов-I попадает под нож излучения. Импульс продолжается долю секунды, но и за это время планета получает такую дозу, что жизнь становится невозможной. «Винт» был послан в период «молчания». Как и всякий пульсар, звезда Кратова буйствует примерно полгода, а потом года полтора ведет себя тихо, накапливает энергию в поверхностном слое. «Винт» облетел планету, подобрался и к нейтронной звезде, насколько позволили энергетические ресурсы и динамический предел прочности аппарата. Мы, контактисты, своего оборудования не ставили, поскольку никто не ожидал обнаружения следов жизнедеятельности. Учти, что несколько миллионов лет назад в системе вспыхнула Сверхновая – тогда и возник пульсар. Если на планете и была раньше жизнь, то при взрыве она, конечно, погибла, а уж потом… Черный мир, в котором каждые три секунды – смертельная вспышка радио и гамма-излучений.

– У тебя есть с собой стереоскоп?

Ким достал из бокового кармана коробочку, и Базиола начал по одной протягивать ему голограммы.

Кадры охватывали большие области и, хотя четкость, как обычно на изображениях безатмосферных планет, была идеальной и позволяла разглядеть объекты размером с собаку, глаз, конечно, не мог сосредоточиться на обилии предметов: внимание непроизвольно перескакивало с объекта на объект. Вот сооружения, похожие на правильные многогранники, вот лунки-полусферы, растянутые цепью на десятки километров, вот идеально плоские площадки, назначение которых (Ким подумал сначала, что это космодромы) могло быть каким угодно. На дне одной из лунок Ким увидел нечто похожее на экскаватор с поднятым ковшом, и это тоже могло быть чем угодно, вплоть до самих обитателей планеты, застывших навсегда в момент неожиданно настигшей их смерти. Ни гор, ни круч, ни пропастей – если эти живые особенности рельефа и были когда-то на планете, они оказались решительно принесены в жертву цивилизации, ставшей в свою очередь жертвой взрыва звезды.

Яворский сменил кадр голограммы, но картинка почти не изменилась. И третий кадр был таким же, и четвертый…

– «Винт» сделал полмиллиона сканов, – подсказал Базиола. – Поверхность планеты перекрыта шесть раз. То, что я тебе показываю, Ким, это избранные кадры, самые эффектные. Если бы на поверхности хоть что-нибудь двигалось, сигнал был бы выделен. Но ничего нет. Все мертво.

– Чего же ты хочешь от меня?

Базиола едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Каков, а! Ведь только что сам просил задачку!

– Ничего я не хочу. Это планета для археологов, а не для контактистов.

– Никакого движения, – протянул Ким. – Точно ли? Движение, если оно очень медленное, можно и не обнаружить. Все равно, что снимать рапидом черепаху.