Александр Гайворонский - Сборник рассказов и новелл из цикла «Личный духовный опыт» и «Разговоры по ту сторону»

Нас было много во дворе нашей кирпичной трехэтажки и соседних домов, жили, не тужили. Казаки-разбойники, прятки, жмурки, классики, мяч, клюшки, шайбы. Костры по вечерам, рогатки, пугачи, драки… Но это, правда, чуть позже.

А пока я совсем маленький, мне 4 или 5 лет, точно не могу сказать. Вечерами папа с мамой отпускали меня погулять в палисадничек перед домом, который разбили и засадили деревьями и кустарниками сами жильцы дома – наши родители. Красивые клумбы с цветами, ряды стриженых роз, кустистый боярышник… Его ягоды я с той поры и полюбил.

Середина осени. Поздно. Может, часов 8 или 9. Солнце давно зашло, темно. Горят окна, за занавесками бурлит жизнь. Тихо на улице. Возможно, по телевизору транслировали какой-нибудь интересный отечественный фильм или передачу, например, «Кабачок 13 стульев» или нашумевший тогда сериал «Сага о Форсайтах». Никого во дворе, один я. Мне такие вечера нравились. И в этом безлюдье мне захотелось еще большего уединения.

Я забрался в самые густые и колкие заросли боярышника, и сквозь его ветки взор мой обратился в небо. Там, наверху, чувствовалось чье-то присутствие. Оказалось, неспроста – вскоре ко мне быстро приблизился светящийся шар. Он был не настолько ярким, чтобы осветить округу – бледно-желтого цвета, размером с футбольный мяч; завис прямо передо мной, чуть выше моей головы; при желании можно было коснуться его рукой. Я молчал и смотрел. Ни страха, ни удивления. Только любопытство и ощущение счастья. Шар заговорил со мной. А я ему стал отвечать. Беседа происходила в полной тишине, знаю, что рта я не раскрывал и никаких слов не слышал, но это была именно беседа. Несмотря на все попытки вспомнить детали того разговора, у меня ничего не получилось. Ни в тот вечер, ни позже – в последующие годы. Память запечатлела лишь окончание.

Шар «сказал» мне, что отныне и всегда будет рядом, и я могу просить у него все, что угодно. Не знаю, сколько мы были наедине с ним. Минуту ли, полчаса. Когда таинственный визитер стремительно улетел по какой-то немыслимой, ломаной траектории, в голове осталось звучать его имя: ДАСМОЖ. Я и не думал искать этому слову расшифровку, она сама родилась, когда на следующий день я попросил у Дасможа какую-то мелочь, а в конце непроизвольно произнес: «ДА Сбудется МОе Желание». Причем я откуда-то знал, как просить: сначала надо было посмотреть на небо в определенном направлении, вытянуть руку, представив на кончике своих пальцев тот шар и сказать ритуальную фразу: «Приди ко мне, Дасмож, и сделай так!». В заключение четко сформулированной просьбы я должен был обязательно произнести: «Я верю тебе, Дасмож, я помню о тебе всегда, да сбудется мое желание!». Также следовало немедленно постараться забыть о просьбе. И тогда она обязательно сбывалась. Еще я знал: злоупотреблять, как и беспокоить Дасможа по пустякам – нельзя. Но кругом и всюду ежедневно нарушал правило: «пусть гости надоевшие уйдут поскорее», «хочу велосипед, давно обещанный отцом», «бездомная собака, побитая пьяным соседом, пускай выздоровеет, а сам сосед в тюрьму сядет», «дядька, бредущий по тротуару, хоть бы споткнулся да в лужу упал», и так далее.

Никому и никогда я не говорил о своем фантастическом Друге, имея твердое убеждение, что потеряю в этом случае его покровительство навсегда. Вам же рассказываю, потому что… ЗДЕСЬ все запреты снимаются. Разве могут быть тайны от собственной Совести?

Не прошло и месяца после того случая, как я обратился к Дасможу уже всерьез, да по какому поводу! Мне понадобилась смерть.

…Во дворе у нас жил бравый парень по имени Витя, которого все боялись и уважали. Он был отпетый хулиган, старше меня лет на пять. Но почему-то покровительствовал мне иногда. Вероятно, потому, что мой отец имел у дворовой пацанвы особый авторитет: его золотые руки и изобретательная голова рождали на свет фантастические поделки – то бумеранги, описывающие в воздухе сложные фигуры и возвращающиеся к твоим ногам. То настоящие луки с камышовыми стрелами. То реактивные мини-ракеты, оставляющие за собой белый шлейф от горючей фотопленки. То диковинный танк, точный макет Т-34 с электроприводом от портативного пульта управления. А еще с разрешения отца Витя иногда брал у нас гитару и пытался на лавочке у подъезда научиться играть на ней. Инструмент так завораживал парня, что несколько лет спустя он собственноручно изготовил самодельную гитару, ни в чем не уступающую по звучанию фабричной.

Я никогда не пользовался предложением Витьки побить любого обидчика, но безвозмездно позволял покататься на моем велосипеде; без спроса отца выносил из дома гитару и давал недолго побренчать на ней. Завершу свое «музыкальное отступление» тем, что Виктор стал в дальнейшем примечательным рок-гитаристом, обосновался в Москве, но позже сменил артистическое амплуа на предпринимательскую деятельность.

И вот однажды, несмотря на взаимную симпатию, он обидел меня. Допустил некую непростительную, с моей точки зрения, грубость по отношению ко мне, своему, как мне казалось, другу. Я вознамерился ему отомстить. Физических данных для этого не доставало, а обида захлестывала меня.

Это случилось в ясный летний день. Я, исполненный жаждой мести, наблюдал из зарослей всё того же боярышника, как самодовольный Витёк провожает до подъезда своего подвыпившего отца, к слову сказать, трезвым которого редко кто видел в нашем дворе. И я вдруг совершенно спонтанно подумал: «Чтоб твой отец умер!», обрамив пожелание в ритуальное обращение к Дасможу.

На следующий день отец моего обидчика погиб, разбившись на мотоцикле.

Во время похорон я присутствовал при выносе тела из подъезда и навсегда запомнил запах смерти, заказанной мною.

…Когда я учился в начальных классах школы, мой одноклассник отравился вместе со своей бабушкой угарным газом. Я видел, как тщедушную старушку и ее внука, без того-то худенького, а сейчас больше похожего на тряпичную куклу с белым лицом, выносили из подъезда санитары скорой помощи и увозили в больницу. У дома толпились зеваки и витал все тот же жуткий запах смерти. Люди сокрушенно делились друг с другом новостью, что оба умерли. Я испытал страх и неведомую раньше щемящую жалость. Я взмолился к Дасможу, чтобы он вернул несчастным жизнь. И оба выжили. Как уж там было на самом деле – врачи ли постарались, или свершилось чудо – мне не известно. Но в тот момент я был уверен во всемогуществе своего покровителя.

Следом – другая история. Мое детское самолюбие задел один блатоватого типа великовозрастный хмырь из соседнего дома по кличке Свирид. Он дал мне оплеуху, сопроводив ее грязными ругательствами, за то, что я не позволил ему прокатиться на моем велосипеде. Он отнял у меня его силой, накатался всласть и вернул с вывернутым восьмеркой колесом. Я не плакал, но внутри горел жаром обиды и, забившись в темном углу подъездного подвала, возжелал смерти всей семье Свирида.