Филип Фармер - Распад

В него вселился страх, сейчас он кричал, хотя ничего не слышал. Он падал. Нет — опускался столь стремительно, что, казалось, падает. Но он ощущал… мышцы? скользкую плоть?.. гигантской глотки, охватывающей его. Его заглатывают.

А сейчас его пережевывают, но почему-то лишь потом, когда он уже оказался переваренным. Он не только уходил вниз, но еще и возвращался. Но вот пережевывание прекратилось. Он существовал в частях, но вот и они взорвались. Куски, расчленяясь далее, вспыхивали светом темнее черноты, сквозь которую он пронесся.

И тишина и мрак сделались частью его. Он проглочен, более не самостоятельное существо, а нечто разрозненное. Он доля безмолвия и темноты, а они — часть его. Но что-то необъятное и чудовищное толкнуло объект, составленный из него самого и его непосредственного окружения, к скале — он не видел ее, но ощущал. Звук и свет подавили безмолвие и мрак и он стал теперь собой, не заключенный более во что-то шаровидное.

Он видел себя в огромном — от пола до потолка — экране.

Там, в кровати, ниже его и над ним был Джефферсон Сервантес Кэрд. Пяти сублет, единственный ребенок доктора Хогэна Рондо Кэрда, биохимика и Доктора Медицины, что бы ни означали эти титулы, и доктора Алисы Гэн Сервантес, специалиста по молекулярной биологии, что бы это ни означало.

Согласно настенному дисплею, светившемуся в темноте его спальни, он проснулся в 3:12 утра Вторника. Вечером последнего Вторника он отправился спать и был помещен в стоунер. Затем нынешним утром его дестоунировали и еще спящим переложили в кровать. В этот час его отец и мать тоже должны были спать. Но он вылез из кровати. Его мучила жажда и хотелось писать.

Вставая, он тронул макушку головы большого плюшевого медвежонка на другой подушке, успокаивая его, что скоро вернется. Да и себя подбадривая. Он вышел из спальни при сумеречном свете, доходившем из коридора. В самом коридоре было светлее. Совершив свое маленькое дело, он бесшумно спустил воду в туалете, потом налил себе воды и напился. В коридоре, возвращаясь в спальню, он услышал, как его тихо окликнули из-за полуоткрытой двери в комнату стоунирования: Бейкер Но Вили.

Джеф подошел к двери, но не решился войти. Он боялся недвижных фигур внутри цилиндров — мертвых людей, которые, однако, не были мертвы. Джеф редко входил в это королевство холода и оцепенелости в дневное время и никогда после наступления темноты — лишь только отец или мать вносили его туда спящим. Случалось, он видел очень дурные сны, в которых он пробуждался в гробоподобном ящике и не мог выбраться из него, а толпа полумертвых глазела на него сквозь окошко, немыми гримасами угрожая ему и жестами показывая, как они съедят его, если он вылезет из стоунера.

Джеф был в ужасе от того, что не мог покинуть ящик, а если бы и смог — его разорвали бы на части каменные пальцы взрослых и перемололи бы своими каменными зубами.

Он рассказал этот сон родителям и психологу. Случаем про Бейкера Но Вили он поделился только с матерью, взяв с нее обещание, что она никому не расскажет. Очевидно, она не выдала психологу имя Бейкера Но Вили, но было невозможно, как объясняла она потом, не сказать психологу о воображаемых товарищах его детских игр или, как она иногда называла их, умственных миражах.

Джеф подозревал, что мать нарушила слово и назвала отцу имя Вили. То и дело отец намекал, что ему кое-что известно. Но отец никогда не признавался, что знает имя, а мать отрицала, будто рассказала эту историю отцу.

Мать предложила назвать этим именем мальчика, который однажды появился из комнаты стоунирования; Джеф доверил ей эту тайну и сказал, что не знает, какое имя дать мальчику. В эту пору мать была так обеспокоена «миражами» и фантазиями сына. Джеф никогда не спрашивал, откуда она взяла это имя и что оно означает.

Сын более не посвящал мать в свои секреты: он чувствовал, что она обманула его. «Бейкера не существует на самом деле. Ты придумал его, чтобы компенсировать свою собственную чрезмерную стеснительность и робость. Он твой брат-близнец — я имею в виду в твоем воображении — он еще и больше и сильнее и намного смелее, чем ты. Ты разыгрываешь свои фантазии, используя его как действующего по твоему уполномочию защитника».

Джеф не понял, что означают все эти слова — «компенсировать, чрезмерная, по уполномочию». Но он разыскал их в словарной ленте и выучил. Мать правильно оценивала его. Он был излишне застенчив, его задирали и обижали мальчишки в классе и более старшие, и даже девчонки. Когда они обзывали и дразнили его и угрожали побить или вправду колотили, он убегал прочь. Джеф не любил школу, правильнее сказать — ненавидел ее и старался как можно больше времени проводить в спальне. Здесь он учил по телевидению свои уроки, смотрел развлекательные передачи или играл с «воображаемыми» друзьями.

Как и многие другие, Бейкер был очень худой, когда появился впервые на белый свет, такой тоненький, что лучи проникали через него. Но со временем Бейкер сделался более плотным и непрозрачным. Он стал таким же реальным, как ребята в школе, только значительно более приятным. Другие товарищи-«миражи» Джефа постепенно исчезали — остался один Бейкер.

Бейкер не был плодом воображения. В том, что Бейкер не вымысел, Джеф был уверен, как в собственном дыхании. Джеф мог потрогать его тело, ощутить его основательность, его дыхание на своем лице.

В некотором роде Бейкер был реальнее его однокашников. Играть с ним так интересно; особенно радостно было, когда Джеф воображал, что обидчики находятся в его спальне и Бейкер всыпал им по первое число.

Бейкер в кровь избил бы задир, если бы Джеф не остановил его. Бейкер здорово умел драться и не боялся никого и ничего.

Сейчас он как раз появился из дверей и вошел в коридор. Казалось, его фигура неясно нависает над Джефом — Бейкер был значительно крупнее.

Бейкер почему-то был в уличной одежде — не в пижаме, как Джеф, которую он надевал перед сном. Он сказал:

— Давай поиграем, Джеф. Мы можем сейчас делать что угодно. Хоть на улицу пойти. Дома никого нет.

Джеф испугался.

— Что, и папа и мама ушли?

— Нет, глупыш. Они спят. Представим себе, что вся квартира наша и можем вытворять в ней что пожелаем.

Бейкер приложил палец к губам.

— Но давай-ка потише, а то разбудим папу и маму.

— Не знаю, — медленно проговорил Джеф, — хотя сердечко его сильно колотилось от волнения.

— Ну ладно, еще наделаем тут много шума, — сказал Бейкер. — Давай-ка смоемся на улицу, нас ждут приключения. Сейчас на улицах мало взрослых.

— А мониторы? — вспомнил Джеф.

— Кто следит за ними по ночам? — успокоил Бейкер. — Гэнки не смотрят за экранами, пока кто-нибудь не позвонит или не включится сигнал тревоги.