Дмитрий Дегтярев - Ничего cвятого

Заключенная, до того глядящая на противоположную стену, повернулась на звук. Ее губы расплылись в довольной улыбке.

– Пабло… – все тот же мягкий, обволакивающий голос. Раньше от него бежали мурашки по спине, а сердце в разы увеличивало обороты. Раньше. Но не сейчас. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Ничего не ответив на приветствие Анжелины, Пабло прошел к стулу, положил на поверхность стола небольшой диктофон, и нажал кнопку записи.

– Допрос номер один, от (дата). Допрос ведет инквизитор первого ранга с особыми полномочиями, Пабло Красс. – он посмотрел на заключенную. – Представьтесь, пожалуйста.

Анжелина вновь улыбнулась, на этот раз с вызовом, и звякнув наручниками, тряхнула головой.

– Заключенная отказывается назвать свое имя и фамилию. По данным Конгрегации перед Инквизитором на данный момент находится Анжелина Себастьян Кустас. Дата рождения: (дата), город Краков. – Пабло оторвал взгляд от записывающего устройства и впервые посмотрел на Анжелину. – Где и когда произошел твой первый контакт с адептами террористической секты «Дети Виноградаря»?

Анжелина покачала головой, но отвечать не стала.

Пабло откинулся на спинку стула, пристальным взглядом изучая обвиняемую. Обычно преступники делятся на три категории: одни едва ли не теряют сознание при первом появлении инквизитора – с такими работать очень просто, у них в голове уже сложившаяся картина пыток, костра и прочего, и инстинкт самозащиты подсказывает как нужно себя вести; другие напротив, пытаются показать свою храбрость, презрение, стойкость и зачастую проявляют агрессию, как способ самозащиты, на деле же прикрывая тем самым все тот же страх и трепет – с такими очень часто приходится переходить в комнату дознания и на практике применять устройства, имеющие свойства развязывать языки; третьи, наиболее хитрые, делают вид, что во всем хотят сотрудничать, ничего не скрывают, и вообще самые добропорядочные граждане империи из всех существующих – тут, пятьдесят на пятьдесят, иногда дело ограничивается словесным допросом, иногда приходится прибегать к чуть более болезненным методам. Анжелина же не подходила ни к одному из типажей. Не плескался в ее голубых глазах страх, не было в ее лице упертой решимости запираться до конца, как и попытки вызвать к себе доверие, или жалость…

Нет.

Тут другое… Совсем другое…

Пабло нахмурил брови, встретившись с открытым взглядом обвиняемой. Что-то в нем было такое… Что-то ненормальное… Что-то незнакомое… Что-то неестественное для нынешней ситуации…

Уверенность?

Да, наверное.

Казалось, ее нисколько не беспокоит положение заключенной, и предстоящий процесс. Вместе с тем, Анжелина нисколько не походила на фанатичку, готовую сгореть на костре ради идеи. Нет. Такая как она на костер собирается в последнюю очередь…

Да и еще…

Насмешка!

Да! Во взгляде Анжелины читалась явственная насмешка, подкрепленная той самой уверенностью, точно она владела какой-то информацией, дающей ей явное превосходство даже в таком, казалось бы, безнадежном положении.

Очень интересно.

Что ж, ладно, – Пабло провел ладонью по волосам. – придется поднапрячься. И не таких видели… Все равно каждый рано или поздно ломается. А те немногие, которые продолжали упорствовать отправлялись на прожарку. Причем, на медленном огне. В любом случае, финал незавидный. Так что, усмешка пройдет. Как и уверенность.

– Тебе известен такой персонаж, как Иуда Искариот?

Молчание. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен куда-то поверх него.

Ладно.

– Иуда Искариот. – повторил Пабло, добавляя солидную порцию металла в голос. – Один из двенадцати апостолов. Ради чего он предал нашего Спасителя? – инквизитор презрительно скривил губы. – Ради четырехмесячной заработной платы? – он подался вперед. – Интересно, а ради чего ты предала Христа?

Этот выпад не прошел мимо. Пабло с удовлетворением отметил, к Анжелина вздрогнула. И хотя, уже через мгновение на губах заиграла все та же усмешка, глаза остались серьезными. Вопрос в точку, что называется. В болевую точку. Хорошо. Теперь осталось только развить первый успех.

– Ты родилась в католической семье, с детства вечером с родителями молилась Розарий, а по воскресеньям регулярно присутствовала на Святой мессе. В семь лет приступила к первому причастию, участвовала в волонтерских программах и помогала ордену Францисканцев в помощи бедным. Далее, к 19 годам с отличием закончила Парижский университет по нестандартной для женского пола специализации, теология. Какое-то время ты занималась с молодежью и руководила процессом катехизации для иноверцев в приходе. К чему я веду? – Пабло подался вперед, положив руки на стол и прямо смотря в глаза обвиняемой. – Ты прекрасно знаешь учение Церкви, знаешь Ее роль в спасении душ, понимаешь какое колоссальное значение имеют Таинства, и тем не менее примкнула к еретикам, чьи действия губят как тела верных, так и их души! – Пабло ощутил, как голос задрожал, и дело было совсем не в актерской игре. Его и правда охватила едва сдерживаемая ярость. Нет, ему определенно не понять: как, зная все спасительные истины можно вот так взять и все растоптать? Даже у Иуды могло найтись оправдание – далеко не факт, что, предавая Спасителя, ученик понимал Кого именно предает. Скорее даже, не знал. Анжелина же прекрасно знает. И, все равно предает.

Так ладно, спокойно.

Пабло скосил глаза в сторону зеркальной стены. За ним наблюдали, потому нужно держать себя в руках. Впрочем, это совсем не означало необходимость сдерживания эмоций.

– Помнишь, что говорит Толедский собор о вероотступниках? – Анжелина никак не отреагировала, лишь слегка вздохнула, точно подавала сигнал, как ее утомила беседа. Пабло улыбнулся и продолжал самым доброжелательным голосом. – Уверен, прекрасно помнишь. И все же, я приведу тебе выдержку. Толедский Вселенский собор провозгласил следующее: «… те же, кто имел понимание об истине католического учения, знающие, что Вселенская Церковь основана Богом через Иисуса Христа, как необходимая для спасения, и все же отступили от нее (Церкви), хотя бы предали себя смерти за исповедание имени Христова, грех их не смоется и самой кровью». – Пабло вперил тяжелый взгляд в обвиняемую. – Ты ведь не жительница плантаций где-нибудь в глуши Американских поселений, где для спасения достаточно первичной веры в Христа, Святую Вселенскую Церковь и прощение грехов. И ты не родилась на территории мусульман, или государства других иноверцев, где несознательное искажение Истин, не играет столь значимой роли. Нет, – инквизитор покачал головой. – ты с детства впитывала веру, а затем приняла сознательное решение изучать теологию. Таким образом, определение Толедского собора, как раз о твоем случае. – Пабло замолчал, несколько секунд изучая стену позади вероотступницы, а затем заговорил гораздо мягче, так как общался с ней пять лет назад, когда сердце пылало от любви к этой женщине. – Анжелина… – она вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от испуга. – Анжелина… Почему? Скажи мне, почему? Как? Как могло произойти подобное? Ради чего? Неужели ты не понимаешь, что ты натворила? Дьявол с ними, с «Детьми Виноградаря» … Речь даже не о них, не о твоей связи, и не о ваших бесовских планах… Я о другом. – Пабло указал пальцем вверх, а затем на Анжелину. – Я о твоей душе. Ты понимаешь, чем ты рискуешь? Скажи мне, почему? Может, тебя заставили? – он понизил голос, перейдя на еще более мягкий и доверительный тон. – Пожалуйста, Анжелина… Скажи мне… Если тебя заставили, если тебе угрожали, если тебя пытали, скажи мне. Дай мне надежду. Я хочу верить, что не все потеряно. Я хочу верить, что тебя можно спасти. Я хочу верить, что твоя душа еще не потеряна. Пожалуйста, поговори со мной…