Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна

Билл улыбнулся, когда Рысь перевел последнюю фразу.

— Вы хотите сказать, в прямом смысле слова?

— Прямей некуда.

Игрой это не было. Парень действительно прост как полено. И перепугался он всерьез. Причём не за фетиш свой. За меня. Как будто я — дурак-новобранец, решивший забить выступающий гвоздик прикладом собственного заряженного автомата. Держа его при этом дулом к себе. Ну и ну. И как же оно, спрашивается, стреляет? А он уверен, что стреляет.

Билл высыпал на ладонь содержимое коробочки — маленькие аккуратные сухарики, чем-то пропитанные. Вином, насколько можно судить. Взял один сухарик, забросил в рот и с хрустом разжевал.

— Неужели это как-то действует на варков?

— Я не знаю, — священник опустил голову. — Я не пробовал. Это Тело и Кровь Христовы. Заключите с Энеем мир — получите от меня всю информацию. Нет — ничего не получите.

Понятно. Что ж. Посмотрим, как оно пойдёт. Нам же вовсе не обязательно нужен именно этот священник, правильно?

Билл посмотрел на часы.

— Хотите поговорить с другом? — он вынул из кармана комм.

В карих глазах пленника можно было читать как в раскрытой книге. C одной стороны говорить — это сделать то, чего хочет враг. С другой — Энею стоит знать, что пропавший священник жив. С третьей — никакой полезной информации ему не передашь. Анекдот про математиков: «Где я?» — «Вы на воздушном шаре».

Комм в руке Билла запищал какую-то популярную мелодию.

— Поскольку он должен услышать ваш голос, получить доказательство жизни, — сказал Билл, — он его услышит независимо от вашего решения. Я всего лишь предоставляю вам возможность сказать ему что-то осмысленное.

Пленник кивнул. Билл включил комм и сказал в микрофон:

— Добрый день, Эней. Ваше письмо было кратким, но информативным. Я, как видите, решил принять меры. Ваш капеллан у меня в гостях, ему хотелось бы видеть вас и ваших спутников. Всех троих оставшихся.

На экранчике комма загорелось изображение: Эней, Антон, Мэй и Десперадо стояли плечом к плечу на какой-то площади, за спиной у них возвышалась старинная церковь. Билл держал комм так, чтобы видно было Косте.

— Я рад, что вы выполнили мои условия, — Билл поднес микрофон к губам пленника. — Ваш друг передаёт вам привет.

— Я жив, здоров и упакован. Твой бывший начальник Частицу сожрал, — перевел Биллу Рысь.

Услышать ответ Энея Билл ему не дал, снова забрал комм.

— Прекрасно. Теперь, если вы желаете еще раз услышать пастырское слово из уст отца… так как вас зовут?

Пленник криво усмехнулся. Билл глянул на экран второго комма.

— Из уст отца Константина — поезжайте в Шарлоттенлунн на ипподром. Что-то подсказывает мне, что тамошней публике понравится песня «Эль Марьячи». По крайней мере, она должна понравиться одному человеку, который ждет вас там. Пользоваться вашим транспортом я вам запрещаю. Через сорок пять минут я жду начала концерта — или отпевать вашего священника будет некому.

— А как насчет того, чтобы заключить мир? — быстро сказал Эней. — Мы убили Ветку, вы — одного из наших. Можно сказать — в расчете. Вы отпускаете капеллана, мы уходим.

— Нет, господин Савин. Для таких предложений слишком поздно. Вам следовало прикончить меня без предупреждения, как Ветку. А теперь я буду делать с вами что хочу. И я хочу, чтобы вы пели. До свидания, — он захлопнул крышку-панель комма, отключив связь.

Новому ипподрому было 250 лет. Во всяком случае, так гласила английская надпись на табличке. Глядя на серый, проеденный временем деревянный палисадник и на трибуну, где могло уместиться едва полторы сотни человек, в это можно было поверить. Четверо музыкантов — трое белых парней и один чернокожий — расположились как раз под исторической табличкой и завели что-то совершенно не по погоде зажигательно-латиноамериканское. И хорошо завели, дождик дождиком, а не захочешь — остановишься.

Прохожие смотрели на них без удивления: ребята из Кристиании [86] Район, где располагается неформальная коммуна Копенгагена. решили подзаработать. Или просто людей в дождливый день порадовать. Что из Кристиании, так тут и спрашивать не надо. И играют слишком хорошо для обычных уличных музыкантов, а если какие-то сомнения есть, то во-он под стеночкой стоят же три «кристерских» мопеда со здоровенными красными багажниками.

Мопеды украли для страховки. Билл запретил им пользоваться своим транспортом, а вот про чужой он ничего не говорил. Идея принадлежала Энею. Это он сказал, что если они станут следовать инструкциям слишком точно, не пытаясь выяснить, где проходят рамки, Билл может решить, что дело неладно, и занервничать.

Затея была хорошей, Игорь не мог не признать этого. Билл даже посоветоваться им времени не оставил: чтобы найти в Сети, сыграть и спеть с листа незнакомую песню, слова которой знал только немой Десперадо, пришлось потратить все двенадцать минут, оставшихся между поездкой и контрольным временем.

Вокал Энея был неожиданно хорош — то ли потому что испанская фонетика ближе к русской, чем английская, то ли потому что в крови бурлил адреналин — самое подходящее настроение латиноамериканских песен. Вокал Антона оказался хорош вполне ожидаемо — в отличие от Игоря, мальчик в свое время прошёл полный курс пытки сольфеджио. Антон единственный не достиг ещё точки кипения. Эней пребывал в бешенстве от того, что Билл сделал из него уличного фигляра. Мэй тоже была в ярости. А Десперадо, наверное, перед тем как убить Билла, превратит свою гитару в «испанский галстук» — жаль, гитара хорошая. Им всем, подумал Игорь, стоило бы подзанять чувства юмора у Антона.

И место Билл выбрал грамотно: сканировать здешнюю толпу было тяжко. Тем более, Игорь толком не знал, что ловить — злорадное веселье? Или прохладное профессиональное удовлетворение?

Кроме того, ребятам должны передать весть о следующей остановке.

Концерт оказался коротким — допев всего одну песню, музыканты принялись собирать инструменты, а самый младший пошёл по кругу со своим кепи. Игорь незаметно переместился к кругу ближе и «нарезал обороты» в противоположную сторону: если передача информации состоится, то сейчас. Кто же? Кто?

Глухо. Глухо, как в танке.

Игорь снова отошёл от ребят на три десятка шагов. В кармане завибрировал комм — три толчка. Значит, пришло текстовое сообщение. Говорить нельзя — наблюдатель мог увидеть, кто держит комм одновременно с человеком из группы Энея. Игорь отошёл подальше и откинул экран-панель.

«Говорить не можем. Передали буклет зоо».

Стоящий рядом человек заговорил с ним по-датски. Игорь ничего не разобрал, кроме слова «фру». Улыбнулся и ответил по-английски бархатным баритоном: