Андриан Ладан - Энэр

Он присмотрелся туда, откуда доносился голос, и осознал, что вновь плывёт не так, как все. Вновь возникло ощущение недовольства, но на сей раз он уже проигнорировал его. Проигнорировал, но стал воспринимать взгляды, обращённые на него. Недовольные взгляды проплывали мимо, а он плыл куда-то не туда…

В отдалении виднелась ещё одна звёздочка, плывшая не туда, но, видимо, сдалась влиянию укоров и слилась с потоком…

Значительно позднее показался едва уловимый туманный берег на краю звёздного потока, а на нём кто-то восседал в сверкающем серебром одеянии. Общий поток тотчас утратил интерес для него. Этот кто-то чудился значительно важнее, чем неясная общая цель, и появилось желание приблизиться к нему – и берег стал приближаться. Другие звёзды удивлённо оглядывались…

Восседающий приметил его и поманил сверкающей рукой:

– Торопишься к цели иль здесь отдохнёшь? В беседе суть истины, может, найдёшь!

Нужно было что-то ответить, но слова, словно комом в горле, застревали, не находя возможности произнестись.

Он вышел из потока, не обращая внимания на укоры, и, скромно расположившись на берегу, наконец-то с трудом выдавил:

– Я не проти… чтобы побесе… А вы кто?

Восседающий приветливо улыбнулся и прочёл:

– Я – ученик, от края и до края вселенной открывающий красу…

– Так мы… во вселе…? Или… том свете? – вопрос дался уже чуточку легче.

– …Никто всецелой истины не знает, лишь ждущий каплю чуши, что несу, – продолжил серебряный.

– Меня Кузьмо… Можно про… Кузя – друзья… так зовут. А вас?

Кивнув головой, серебряный с искренней улыбкой представился:

– Кузьме почтенье от простого Бо! Лишь с радостью, без всякого сомненья, встречаю каждого, влекомого стремленьем увидеть лучик света от Него.

– …ачит, Бо?! Прем… рад! – Кузя хотел подать руку, забыв о сломанных пальцах, но ощутил, что подать нечего.

Бо заметил замешательство и дружески посоветовал:

– Не суетись, Кузьма! Прими, как должно, что нет сейчас ни рук твоих, ни глаз! Душою видеть всё без глаз возможно! Душа подаст всем руку и без нас!

Бо говорил неспешно, легко и искренне, что понравилось Кузьме, и он, преодолевая ком, признался:

– Мне как-то неловко отвечать не стихами.

– Стиль стихов – лишь обложки глянец! Сущность слов – благодатный дар… – успокоил Бо.

– Здорово у вас получается! Вот бы мне так научиться!

– На щеках – молодой румянец. Всё придёт – будет слов пожар! – продолжил Бо.

– Пусть так! – согласился Кузя. – Так эта река к Богу течёт?

Бо оглядел реку и с сожалением произнёс:

– Чтобы Бога узреть, все смиренно плывут, но искомого нет – бесконечность найдут.

– А как тогда увидеть Его?

– Чтобы увидеть Бога, плыть, как и все, не стоит! Только шагнёшь с порога – дверь за тобой закроет! – прочёл Бо.

– Вы какими-то загадками говорите! – Бо выглядел сверстником, но в его доброй интонации улавливалось столько мудрости, что Кузьма никак не мог перейти на «ты».

Бо взглянул так, словно смотрел насквозь, и удовлетворённо предложил:

– Вблизи большое взглядом не объять! Попробуй сам себя ты в нём понять! Поведай о себе, и, может быть, не надо будет бесконечно плыть!

– Пусть так! – вновь согласился Кузя.

С каждым произнесённым словом говорить становилось всё легче, и он стал рассказывать о себе.

Кузя рос в небогатой трудолюбивой семье. Отец работал то плотником, то столяром, то наладчиком деревообрабатывающих станков. Кузя был первенцем и впитывал от отца его мастерство. Перепадало от отца за непослушание и за чрезмерное любопытство. Это любопытство касалось тайн, скрывающихся внутри всего – от игрушек до приборов. Сначала Кузя разбирал игрушечные машинки, а потом уже хотел найти двигатель в отцовском компасе: ведь должно что-то вращать стрелку! Чрезмерное любопытство, естественно, влекло за собой иные уроки…

Учёба Кузи виляла от посредственности до замечательности в зависимости от того, интересен ли был предмет. Так, в диктантах он упорно писал «-ево», как и звучало, венчался взбучками по математике за ответы вслед за условием задачи, а физические опыты упорно повторял дома… Один факт из школьной жизни особо врезался в память: в познании химии Кузя всегда оставался середнячком, но перед выпускным экзаменом заново проштудировал всё то, что долбилось долгое время; на экзамене сполна ответил на вопросы билета, и учительница, будучи уверенной, что Кузя списал со шпаргалок, пыталась выявить подлог – завалить его дополнительными вопросами, но и на них Кузя ответил влёт.

– Почему ты так не отвечал на уроках?! – поразившись, возмутилась учительница.

– Так неинтересно было, – промямлил Кузя.

– Вот за то, что ты лоботряс, а не тупой, как я думала, пятёрки от меня не дождёшься! – с глубокой обидой разгневалась седая учительница. – Чтобы всю жизнь помнил, что нельзя так относиться к самому главному предмету!!!

Новобранцем, по счастливой случайности, Кузя попал в десант.

Командование внушало: «Вам выпала высокая честь служить в десанте! Каждый десантник – это боевая машина по уничтожению врага, и ваша обязанность – беспрекословно выполнять всё, что приказано…»

Кузя категорически не желал чувствовать себя машиной, но возражать было глупо. Он постигал боевую подготовку, а особенно – матчасть, где всё было интересно: оружие, боевые машины, самолёты, вертолёты… Хотя изучать было интересней, прикасаясь руками, но и бумажную лабуду приходилось постигать.

Его интерес отразился обратной службой: командир роты, решивший хвастануть перед проверяющим, вызвал Кузю из строя и подобострастно обратился к генералу с просьбой задать контрольный вопрос; Кузя влёт ответил на вопросы о дальности стрельбы пулемёта, принципе действия автомата изменения клиренса БМД и даже о назначении автомата перекоса вертолёта с использованием терминов аэродинамики; генерал даже выпятил грудь и мимикой выразил гордость за такого солдата и предложил Кузе службу в штабе армии.

Командир роты, провожая Кузю к генеральскому вертолёту, признался: «Ты мне такое дело сделал!!! Я тоже не остался в долгу!»

В поощрение Кузе вместо интересного дела пришлось заниматься рутинной рассылкой документов с грифом «секретно» и «для служебного пользования». Многие мечтали о службе в штабе, а для Кузи это было как наказание.

Лишь на время крупных учений Кузя возвращался в родную дивизию и радостно ощущал себя частицей впечатляющих шлейфов, высыпавшихся за самолётами.

Как-то под конец службы пожилой генерал пригласил Кузю прогуляться по штабному парку. Полковники, шедшие навстречу, переходили на звучный строевой шаг, отдавая честь, а генерал отделывался лёгким взмахом. Таким же взмахом приветствовал полковников и Кузя.