Алекс Викберг - 168 часов до Парижа

Глава 4 Дискуссия в облаках

Неудобно мешать знаменитому перелёту, но что поделаешь, иногда судьба оборачивается совсем в другой профиль, особенно когда речь идёт о жизни и смерти. Для Ленара – это страх остаться на Земле дольше чем планировал. Но, несмотря на издержки, маэстро с удовольствием дышал полной грудью! Сумрачный воздух одиночества начал вспыхивать электрическими искрами, тормоша уставшее от жизни сердце яркими зигзагами.

Совсем неожиданное открытие, когда вдруг понимаешь, что боишься до ненависти получить кулаком в солнечное сплетение, разбить с хрустом драгоценный нос, наконец, бесславной смерти на чужой земле. Нельзя заранее знать, насколько серьёзно тебя искалечат. Возможности организма у арнов тоже имели пределы. Например, рука или нога ещё могли отрасти в несколько месяцев, а что касается головы, так кому она нужна без личности? Так, новое хранилище, вообще неизвестный индивид. И сколько не рассказывай предыдущие жизни, в результате получиться абсолютно другой человек. Впрочем, головы не отрастали, а вот, например, без ноги придётся ходить несколько месяцев на железном протезе, что само по себе занятие не из приятных.

«Странный вывод – счастье жизни, это когда боишься? – подумал маэстро, представив в какой фарш мог превратиться, упади «Максим Горький» из стратосферы на землю. – Говорят, смелость – это бурление химических реакций в организме, а борьба за выживание, тогда что? И для каких полей такая дорога? Например, зачем испортил коммунисту геройское пилотирование в обществе курносой дамы? Кстати, а что думает пламенный ангел о нравственных устоях Зигмунда?»

– Фима, озвучьте, пожалуйста, ваше мнение насчёт участия криминальных персон в историческом перелёте Ростов – Берлин?

– Зигмунд негодяй. Его надо ликвидировать, когда прилетим в Германию, – неожиданно предложила актриса. – Пусть архангелам рассказывает про долги!

– Новая история. Позвольте узнать, мы свои жизни спасаем, или у нас уже совсем другая карма образовалась? Месть пернатым моралистам!

– Я всё придумала – когда приземлимся, всажу пулю между глаз, прямо в лоб.

– Да уж, политическая платформа у вас мрачновата, вы не находите? За что героя решили уничтожить? Пусть себе машет крыльями во славу партии, аки сокол. Кстати, куда денете свидетеля, красавицу Жу-Жу?

– Жалко дамочку, но это сопутствующие жертвы. Здесь всё просто – тоже застрелю, чтобы не мучилась.

– А партийная дисциплина где? Самодеятельностью решили заняться! Когда увидел вашу красную машину, сразу подумал, что буржуазная жидкость уже забралась в кровь вместе с заграничным конфитюром!

– Что за конфитюр такой?

– Вот не знаете, а едите ложками. Как результат – революционная горячка!

– Но ведь он идейный враг, – без прежнего запала возразила Серафима.

– И в чём его враждебность, скажите на милость!

– А кто хотел из меня проститутку сделать? Почему я должна за чужие долги телом расплачиваться?

– Экая вы идейная. Пойдёмте знакомиться с альтернативной платформой. Вдруг там обнаружатся бездна здравомыслия и паюсная икра в банке. – Ленар вернулся в кабину пилота мимо отсека с жужжащими дисками. У него создалось ощущение, что находиться на космическом лайнере, а не в самолёте с ревущими авиамоторами по 900 лошадиных сил каждый.

– А что это у вас там так замечательно фырчит в районе библиотеки? – спросил Зигмунда.

– Ртутные турбины Шаубергера. Без них аппарат вряд ли бы смог подняться в стратосферу.

– Да-с, совсем отстал от прогресса. С гравитацией справились! Вот чего и не подумаешь сразу. А кто обслуживает чудо инженерной мысли?

– Механики.

– И почему не пригласили на банкет? Верный шанс избавиться от незваных гостей, числом бы взяли.

– Была нужда! Нет уж, извините. Мне такой славы не надо. Ещё не хватало, чтобы Левоневского спасли механики. Шутите! Полагаю, мы здесь сами разберёмся, без профсоюзов?

– Да вы педант! Гори всё синим пламенем, а спирт не трогать!

– Без правил люди превратятся в толпу со стадным инстинктом, в которой могут выжить только бандиты вроде вас.

– Эк вы меня приложили! Серафима, ваша правда, надо смотреть за товарищем. Ещё придумает из нас лангустов сделать!

– Лангустов? Много чести для разбойников, – пыхнул папиросой Левоневский, услышав знакомое слово.

– Только без эстетства. Чем вам лангусты не угодили?

– Ракообразные, а это не про вас. Вы пятиться не станете. Скорее зарежете, – скривив уголок рта, констатировал Зигмунд.

– Да, действительно, здесь вы правы. Не про нас, – нехотя согласился Ленар.

– Фимочка, женская интуиция взяла верх над мужской логикой. Есть подозрение, что вы правы. Опасен своим уставом наш моралист.

Личность Зигмунда начала беспокоить маэстро. Одно дело революционный порыв борца за счастье народа, и совсем своя песня, когда любовь к букве закона начинает сушить сердце. Такой субъект и на дыбе повиснет с прокурорским выражением лица. У него вместо бумажных корабликов суровое детство в голове. Он не знает, отчего образовывалась в организме язва желудка или ещё какой имущественный дефект, но уверен до выгнутых от пота стелек, что все беды в мире производят идиоты. Моралисту невдомёк, что причина его любви к ритуалам в её отсутствии, этой самой любви. Товарищ убеждён, что по-другому и быть-то не может. Ведь он страдал, в то время как сверстники пускали ненавистные тетрадные листки в осенние лужи.

«Да-с, с таким фундуком Париж легко превратиться в светлую мечту, можно не сомневаться ни разу!» – пришёл к заключению Ленар, разглядывая хорошо выстриженный затылок Зигмунда. Вдруг на лобовое стекло легла тень истребителя, перечеркнувшая ультрамарин стратосферы. Крохотный Nieport, оставляя инверсивный след от реактивного двигателя, начал заходить на боевой курс, намереваясь атаковать громаду «Максима Горького».

– Товарищ Зигмунд, просветите гостей – успели радировать в центр?

– По уставу обязан доложить.

– Славе Икара позавидовали?

Истребитель выпустил длинную очередь из пулемёта «ШКАС» и пошёл на новый круг. Левоневский, перекинув дымящую папиросу на другой конец узких губ, взялся разглядывать в бинокль аппарат нападавшего.

– Не понимаю, почему стреляет?

– А вы думали, что мы ей живыми нужны?

– Кому ей?

– Безутешной вдове!

– Я радировал только диспетчеру. – Зигмунд в раздражении выплюнул недокуренную папиросу в боковой иллюминатор.

– Ага, внешность героя, как правило, говорит о высоком уровне интеллекта, ваш бьёт все рекорды. Забыли, что семейство фабриканта не из бедных? А-а, это решили, что партбилет защитит от вендетты. Поздравляю! Защитил! Вас оценили и взвесили: для Морозовой пустое место, ноль в воздушном пространстве России.