Denny Чубаров - Белый Лис на большой дороге

Все сходили с ума: и дело было не рабочих стачках, не в войне и даже не в выступлениях анархистов – такие мелочи не волновали детей из высших слоёв общества, составлявших большинство в Гумилёвском Лицее. Причиной сентябрьского безумия был грандиозный карнавал в парке Монрепо – торжественное закрытие летнего праздничного сезона и открытие нового сезона – праздников зимних.

– Это самый прекрасный и последний праздник под открытым небом. За четыре года я не пропустила ни одного… – лепетала старшеклассница с глубокими мечтательными глазами, бросаясь на шее популярному задире.

– Карнавал открывает императрица. – шушукались на перемене первые красавицы класса. – Там будут все наследные принцы, молодой генерал-губернатор Штауфен, сыновья канцлера и даже сам ютландский посол!

– Ой, а я его видела! Такой высокий, с бородой, рыжий-рыжий!

– Вообще-то, он ещё молод. А борода ему очень идёт. Эти ютландские капитаны – просто прелесть, не распускают соплей и много чего могут, не то что наши офицерики-морфинисты.

– Я слышала, в театре он глаз не отрывал от Алисы…

– От Алисы Камю? Да ладно?!

Маргарите было тошно от таких разговоров.

Было ещё тепло, но за окном – с жёлто-красными круговертями ветреного листопада – начиналась осень.

– И чего все так сходят с ума по этому празднику… – бурчала Маргарита, постепенно сползая со стула. С ней был Алим: они ждали Марка и Якова.

– Все только и говорят об этом глупом карнавале!

– Просто все идут карнавал, а тебя не пригласили. – как ни в чём ни бывало сказал Алим. Маргарита разозлилась, но потом поняла, что это правда – и что нельзя всегда себя обманывать, и только добавила с досадой:

– А ещё этот ютландский посол…

– Пустышка. Просто вы зависите от его страны в экономике и технологиях. Вы почти их марионетка, их посол – едва ли не самое влиятельное лицо в вашей Империи. Адмирал Асад бен Шамиль рассказывал мне, что Ингермаландия закупает ручные пулемёты у ютландцев, а ещё заказывают там головные броненосцы новых серий, потому что сами разучились их проектировать. Ютландия – вот настоящий противник для Халифата!

– Если бы здесь был Марк, то он бы тебя стукнул, – ответила Маргарита. Но Алим обиделся даже на это – вот так просто, встал и ушёл. Однако напоследок сказал, борясь со своей собственной яростью: что никому ничего не прощает, даже своим друзьям, но вместе с тем слишком их любит – Маргариту, Марка и Якова – чтобы всерьёз ненавидеть, и сейчас он уходит, но сделает для них – в знак искренности своих чувств – один особый подарок.

– И всё-таки, что ещё он сказал? – спросил у неё Марк, который подошёл минут через десять. Яков не сказал ничего – только присвистнул, ёмко выражая своё недоумения.

– Он обещал провести нас троих на маскарад в парке Монрепо. – ответила Маргарита.

Могло показаться, что все забыли об этом случае – даже Алим, который почти не обижался. Так прошло несколько дней – легко, беззаботно – и незаметно подошёл срок. В день карнавала – точнее утром, на большой перемене после второго урока – Марк подошёл к Маргарите и напомнил, что до праздника осталось от силы десять часов.

– Ты не забыла, что сегодня мы собирались на маскарад в парке Монрепо? – спросил он.

– Ага.

– Ты не подумала о том, что мы наденем?

– Алим обещал достать нам костюмы и маски. У него есть друг, который работает в небольшой мастерской на площади Феликса. Мы должны быть там в девять.

– Я тебя обожаю. – сказал Марк.

– Ты должен сказать спасибо Алиму.

– Скажу, если он не подведёт нас. Мне не верится, что у него могут быть друзья.

– Марк!

– Что? Я говорю, как есть.

После уроков они втроём гуляли по городу: линии проспектов, рабочие кварталы и порт. На исходе дня они поругались – такое тоже бывало у них в компании – и разными путями направились по домам. Теперь Маргарита думала, что хочет с ними помириться – чтобы пойти на маскарад всем вместе – пошла их искать и заблудилась – «вот так всегда!» Дымили мануфактуры, на задворках сталелитейного завода ветер разносил обрывки вчерашних газет.

«Никогда бы не подумала, что здесь тоже покупают газеты» – сказала себе Маргарита и подобрала одну из бумаг: всего лишь листовка. Она была напечатана анархистами на подпольной типографии, призывала рабочих создавать подпольные боевые ячейки и заканчивалась четырёхстопным хореем:

Рабочий, смело шагай вперёд

Проблемы народа ждут решения

Храбро смотри в глаза пулемётам

Да здравствуют битвы, долой прошения!

Маргарита вспомнила, что недели две назад недалеко от Зимнего дворца был взрыв.

Она шла по пустынной улице и грустно пинала перед собой пустую консервную банку.

Чадящие трубы, высокий корпус завода со скупим декором в стиле ампир, большие окна замазаны мелом. Деревянный забор слева от дороги, а справа пустырь – там уже почти спряталось солнце, и на фоне закатного неба резко очерчены контуры далёкий крыш, колоколен и печных труб.

«Солнце садится справа от меня, значит справа от меня запад» – думала Маргарита.

«А если запад справа от меня, то значит я иду на юг…»

Она беспечно шагала, думала о чём-то своём, пинала консервную банку и отбрасывала длинную тень на дощатый забор. За этой беспечной тенью, задумчиво проплывавшей по забору, увязалось ещё несколько – пять или шесть – потом обладатель одной из теней издал крик узнавания, и под топот ног пять или шесть теней догнали, перегнали и окружили первую.

– Ха! – воскликнул один из них. – Это точно она. Которая за мертвяка заступалась.

– Ребята, что вы хотите? – спросила Маргарита. Её окружили незнакомые мальчишки – немного старше и немного младше её. По наружности и повадкам они были местные – из заводских. Самый высокий из них сказал:

– Мы хотим на тебе отыграться, вот чего.

Только тогда Маргарита вспомнила тех мерзавцев, которые напали на доброго доктора Клорика. Она пожалела, что не запомнила их тогда, не узнала теперь и не убежала, пока была такая возможность.

– Ты со своими дружками помешала нам разделаться с мокрецом. Но теперь ты от нас получишь.

«За всё на свете приходится платить, особенно за геройство» – грустно подумала маленькая Маргарита и громко крикнула:

– Нападай!

Мальчишки рассмеялись.

Их заводила – самый высокий, в мешковатых штанах на подтяжках и кепке с острым козырьком, какие в пьесах обычно носят шофёры – уложил Маргариту одним едва заметным ударом.

Маргарита упала – и тут же получила ленивый удар ногой под рёбра. Ей предлагали встать.

Она встала и захотела убежать, но её плотно обступили мальчишки, схватили за руки и за ноги, и суетились чьи-то руки, расстёгивая пуговицы и разрывая одежду, и чьи-то пальцы бегали по голому телу, пытаясь найти дорогу к чувствительным уязвимым местам. Она упиралась: она никогда об этом не думала, ей не хотелось верить – что это может произойти так просто, здесь и сейчас. Пусть это будет не с ней – а с кем-то другим, например, с героиней пьесы. Когда в пьесе случается что-то плохое: меркнет свет, занавес, гонг. «Гонг возвещает, – думала Маргарита, – Терпеть не могу эти модные пьесы. Выстрел. Выстрел возвещает… хотя постойте…»