Шокан Алимбаев - Формула гениальности

Ему никто не отвечал. Но мальчик не унимался. Он все снова и снова интересовался:

– А где наша ма-ма, а?

Наконец Шолпан пояснила ему:

– Наша мама уехала.

– Уехала… А куда наша мама уехала?

– В Джамбул, – коротко ответила Шолпан.

– В Джамбул, да? А зачем она уехала? – не унимался мальчик.

Наркес молча встал из-за стола и вышел из кухни. Вслед за ним встал и Баян.

Великая теорема Ферма захватила Баяна полностью, как и многих великих и малых математиков до него, пытавшихся решить ее за три с половиной столетия. Теорема гласила: диофантово уравнение х^n + у^n = z^n, где n – целое число, больше двух, не имеет решений в целых положительных числах. Справедливость этого утверждения была установлена для ряда частных значений n. Баян пошел дальше всех своих предшественников и довел значение n до пяти тысяч. Однако доказательство теоремы в общем случае упорно ускользало, несмотря на кажущуюся простоту ее формулировки.

Изредка отрываясь от своей работы юноша думал: «Быть может, Великая теорема не является абсолютно справедливой для всех значений n? И, быть может, есть какое-то конечное, пусть даже очень малое, число примеров, опровергающих эту теорему? Как это случилось, например, со знаменитой китайской теоремой. Более двух тысяч пятисот лет тому назад точно такой же, казалось бы, ясный и логический путь привел китайцев к теореме, гласящей, что если для натурального числа n> 1 число 2^n – 2 делится на n, то число n простое. Как это выяснилось через тысячелетия, теорема оказалась ложной: было найдено бесконечно много четных чисел n, для которых число 2^n – 2 делится на n.

Да и у самого Ферма есть ошибочные теоремы, – думал Баян. – В письме к Мерсенну в 1641 г. он изложил четыре теоремы, из которых три впоследствии оказались ошибочными и только одна справедливой.

Итак, ошибочна или верна Великая теорема Ферма – главный труд всей жизни гениального математика?» – Баян мучительно ломал голову над этой проблемой.

Он встал из-за стола и, чтобы хоть немного дать себе отдых, стал медленно ходить из комнаты в комнату. Какое-то смутное воспоминание о чем-то необыкновенном и фантастическом возникло вдруг в нем.

Он вспомнил! Он понял, чего хотел! Этот необыкновенный и фантастический мир рядом!

Баян вышел из кабинета, прошел по коридору и остановился у дверей из толстого резного стекла. Открыл створки, переступил порог и очутился в волшебном фантастическом мире. Зеркальные стены, отражаясь одна от другой, создавали впечатление нескончаемого множества комнат. В этой комнате, бесконечной, как миры во Вселенной, было много фонтанов, много черных высоких статуй и много Баянов. Разглядывая бесчисленные свои отражения, юноша вдруг подумал: «А что если на какой-то планете в каком-то из миров во Вселенной, в какой-то цивилизации другой Наркес уже давно совершил открытие формулы гениальности, которое нам, землянам, кажется новым и грандиозным? И другой Баян стоял точно в такой же зеркальной комнате и думал точно о том же самом, о чем думаю сейчас и я? Можно категорически утверждать в этом странном мире, что такого никогда не было и не будет, или нельзя? «И ветры возвращаются на круги своя», – вспомнил он знаменитые слова.

Он в задумчивости вышел из кабинета. В последнее время он любил охотиться за мыслью, бродить в ее джунглях и, подобно бесстрашным землепроходцам, находить в них свои тропы. Это доставляло ему огромное наслаждение. Это было как путешествие по великой не исследованной стране. И в этой стране, в этой Вселенной мысли, каждый находил что-то сообразно своим способностям и интересам. Кто-то находил одну удачную мысль, и она в форме афоризма или крылатого выражения навсегда оставалась в памяти людей. Энтузиасту более смелому и пытливому удавалось найти сразу много хороших мыслей, как например, Ларошфуко и Лабрюйеру. Отдельным отважным исследователям, подобно Колумбу, удавалось находить целые материки. Это уже были Колумбы во Вселенной мысли: Фирдоуси, Данте, Бальзак, Кеплер, Ньютон, Эйнштейн и другие гиганты. Но, в отличие от этих беспокойных духом людей, некоторые даже и не знали о том, что самая удивительная из всех видов охоты на земле – охота – за мыслью.

Баян снова прошел в свою комнату и продолжил работу. Он все больше убеждался в том, что полное доказательство теоремы требовало создания новых и глубоких методов в теории диофантовых уравнений, поэтому он все свои силы перенес в область вспомогательных, но крайне необходимых поисков, Только астрономы, математики и физики знают, какую непостижимо грандиозную вспомогательную работу приходится выполнять иногда в течение многих десятков лет, чтобы вывести коротенькую конечную формулу, в которой спрессуются законы вселенной, бесчисленные соотношения материи или состояние вещества. Только люди, связанные с математикой, могут понять, ценой каких усилий жители маленькой, затерявшейся на окраине безмерного звездного мира планеты проникают в тайну устройства этого великого целого, проникают с помощью математики. Баян испробовал великое множество вариантов доказательств. Но решение теоремы упорно ускользало. Порой ему казалось, что она лишена всякого логического смысла и представляет собой нечто вроде «перпетуума мобиле». «Не может быть, – думал в такие мгновения юноша, – чтобы Ферма, отличавшийся необыкновенной сдержанностью в проявлении своих чувств, и с радостью сообщивший об открытии Великой теоремы, мог заведомо сказать неправду, заявив, что нашел путь решения теоремы, если бы он действительно не нашел его. Безусловно, она имеет какое-то решение, ключ к которому пока не удается подобрать никому». И он снова и снова яростно набрасывался на теорему.

Со времени отъезда Шаглан-апы Баян начал задумываться над многими вещами. Какая-то гигантская работа подспудно и постоянно совершалась в его сознании. Могучий дух, пробудившийся в нем, позволял ему теперь трезво оценивать истинное или ложное достоинство других, за тончайшими дипломатическими ухищрениями видеть реальный масштаб мысли, души и дела каждого человека. В нем словно проснулась и теперь продолжала расти чудовищная проницательность. Он стал с необыкновенной отчетливостью распознавать все заблуждения, присущие обычно человеческому разуму, от самых малых до самых больших. Принято, например, считать, думал он, что человек с большими знаниями, с огромной эрудицией и есть человек богатой, редкой души. А ведь это совсем не так. Сила разума еще не означает совершенства души. Можно даже сказать более определенно: сила разума и совершенство души – понятия абсолютно разных категорий, две разные субстанции человеческого духа. Можно быть великим человеком и иметь далеко не совершенную душу. Таким, как величайший мастер закулисных межгосударственных переговоров, непревзойденный подлец и лицемер Талейран, или гений и изобретатель шантажа Аретини, или гигант аферы Казанова. А можно ли назвать совершенными души величайших завоевателей, таких, как Александр Македонский, Чингисхан, Тамерлан, Наполеон и других, патологическая жестокость которых была равна только их маниакальному стремлению завоевать весь мир, походы которых унесли с собой миллионы жизней и не раз топили в крови все человечество? Не железному ли хромцу Тамерлану принадлежат слова: «Вся вселенная недостойна того, чтобы иметь двух повелителей»? Совершенными их души никак не назовешь, хотя у них и не отнять гениальности. Значит, сильный разум и нравственная сила души далеко не одно и то же. Стремление совершенствовать только разум при полном забвении сил души всегда приводит не только к однобоким, но и печальным последствиям. Разве не погибли многие народы древности, подобно народам Вавилона и Греции, достигшие высочайшего развития своих цивилизаций, только потому, что полностью потеряли элементарные устои нравственности, жизненно необходимые как в судьбе отдельного человека, так и в судьбах государств? – думал юноша. Эти размышления о нравственности, порой очень мучительные, все чаще и чаще приводили его к удивительным и необыкновенным выводам.