Андрей Имранов - Повелитель бурь

К 18 годам я мог менять воздушные потоки в примерно пятикилометровом радиусе вокруг себя, как заблагорассудится. И - немного поуспокоился насчет своего просчета с датой рождения. В конце концов, есть еще парусные суда в море, и есть еще парусные яхты и парусные регаты.

И только в мечтах я позволял себе думать о том, что могло бы быть, родись я году так в 1800. Повелитель Бурь - так меня звали от Антильских островов до Нового Света. Чопорные испанские адмиралы трепетали при одном звуке моего имени. Английская королева лично вручала мне каперский патент и производила в пэры. Пусть мечты эти были претенциозны, местами нелогичны и где-то даже пафосны - я все равно не собирался ими ни с кем делиться. «Если мечтать о каше, так пусть хоть она будет с маслом» - говорил кто-то из древних мудрецов, и я мечтал в полном соответствии с его заветом. Я, пожалуй, даже жил частично в своем придуманном мире, но, что помогало мне мириться с этим - я уже не так сильно беспокоился по поводу упущенных невозможностей. Найдется место и в этом мире для Повелителя Бурь.

10 июня моего восемнадцатого года жизни я навсегда запомню как самый черный день. Я приехал в Санкт-Петербург, подавать документы на поступление в морскую академию. Только их у меня не приняли: пожилой морщинистый дядька с печально висящими усами взял папку, равнодушно пролистал, но вдруг его брови удивленно взметнулись, он всмотрелся в бумаги, потом перевел взгляд на меня:

- Слышь, браток, у тебя же хроническое воспаление вестибулярного нерва. Как ты плавать собираешься? У тебя ж еда из желудка будет вылетать быстрее, чем ты ее туда будешь кушать. Еще и иногородний... слышь-ка, давай ты сделаешь вид, что никогда сюда не приходил, а я сделаю вид, что никогда тебя не видел.

И он вернул мне документы и остался глух ко всем моим увещеваниям «хотя бы попробовать». Но я не сдался.

Я добился повторной комиссии, которая, кроме того, что уже было, нашла еще какую-то гадость с сердцем.

Я прорвался к ректору. Сухощавый мужчина в кителе с широкими золотыми «кирпичами» на рукавах внимательно меня выслушал и вынес вердикт:

- Невозможно. Вас не возьмут в море ни на какой судовой роли, вы же всю навигацию будете мертвым грузом на койке валяться. Просто забудьте.

- Адмирал Нельсон, между прочим, страдал морской болезнью, - выпалил я сгоряча.

Ректор поднял голову, и в его глазах мелькнули искорки:

- Станете адмиралом, приходите, продолжим разговор. А пока... - и жестом в сторону двери он предложил мне удалиться.

И я вышел, отчетливо чувствуя, что вместе с дверью с табличкой «ректор» закрываю какую-то очень важную дверь в своей душе. Я вернулся в родной Свердловск, поступил на радость родителям в политехнический институт и через пару лет уже был уверен, что море, паруса и корабли больше не значат ничего в моей жизни.

Я ехал в электричке к родителям на дачу, до моей станции было еще около получаса езды, вагон был битком набит радостными по поводу ранней весны и теплой погоды огородниками, а я стоял в тамбуре и скучал. Компанию молодых ребят, явно не огородников, я заметил сразу, но не обратил внимания: подумаешь, захотелось людям развеяться на весенней природе - одежда соответствующая, а вон и термосы из рюкзаков высовываются. Поэтому случившееся на платформе «Белые ключи» было для меня полной неожиданностью. Электричка остановилась, компания начала суетиться и поднимать рюкзаки. Кроме рюкзаков, ребята подхватили с пола два довольно объемистых свертка - длиной метра два и толщиной с хорошее бревнышко. Я еще успел задуматься - что может быть такого в этих чехлах, что могло бы пригодиться для пикника, как один из вышедших ранее крикнул снаружи в открытые двери, через головы выносивших свертки:

- Леха, где парус от второй утэшки? Если не взял, ты у меня с голым каркасом бегать будешь!

Стоящий рядом со мной и готовящийся выйти щуплый паренек, видимо, тот самый Леха, похлопал по боку висевшей на плече сумки и ответил немного вальяжным тоном:

- Спокойствие, господин инструктор. Тута парус, и троса тоже тут.

И спрыгнул на платформу.

Наверное, паруса и океаны еще продолжали жить где-то на задворках моей души, иначе как объяснить то, что ноги мои вдруг пришли в движение и вынесли меня на платформу совершенно без моего участия. Двери с шипением закрылись у меня за спиной, и электричка уехала, оставив меня на незнакомой платформе с осознанием того, что ближайшая вода (если не считать весенних луж) - озеро Коряжное, будет только через две остановки, и то надо быть очень большим энтузиастом, чтобы ходить в этом бочажке под парусом. И следующая электричка будет только через два часа, и мама выскажет мне много теплых слов, потому что я обещал приехать утром, а сейчас и так уже полпервого. И компания туристов-нетуристов со странными свертками уже весело шагала вдоль рельсов в сторону недалеких холмов. Я вздохнул, выругался про себя и бросился догонять.

Разумеется, ребята не собирались ходить под парусом. Хуже - они собирались под ним летать! Были они из свердловского дельтаклуба «Ламинар», ездили сюда летать каждые выходные, а парусом у них называлось крыло дельтаплана и оно действительно напоминало парус. Правда, сами полеты меня немного разочаровали - этим гордым словом у них назывались десятисекундные прыжки с вершины холма до подножья, после чего дельтаплан приходилось минут десять тащить обратно на вершину. Я попробовал приподнять эту ненадежную на вид конструкцию - тяжеловато. Просто поднимать-то тяжело, а уж на гору с ней взбираться - тем более. Так оно и оказалось. Кроме того, перед тем как начать совершать эти подскоки, с дельтапланом полагалось научиться стоять, держать какой-то «угол», бегать, держа его на плечах, где он держаться совершенно не хотел. Короче, большого энтузиазма этот вид спорта у меня не вызвал и я, пожалуй, так бы и ушел себе, не пожалуйся мне ребята про то, насколько они зависят от ветра, как редко бывает хорошая погода и как долго можно летать при действительно хорошем ветре. К сожалению, сказали мне об этом только вечером в электричке, и я договорился о следующей встрече.

На погоду дельтапланеристы, как оказалось, готовы были молиться. Я на второй-третий выезд чуть было не признался в своих чудесных возможностях, и правильно сделал, что не признался: они бы наверняка меня похитили, держали бы на цепи возле своей горы и кормили бы в обмен на хороший ветер. Они уже на четвертый выезд заметили, что всегда, когда в группе есть я, дует хороший ветер, и на полном серьезе стали зазывать меня всякий раз, со словами: «поехали, а то ветра не будет». Я насторожился и поумерил свой пыл: разочарованию пилотов не было границ. И неудивительно: пожалуй, никакой вид спорта так не зависит от погоды, как дельтапланерный. Похоже, я нашел-таки свое предназначение, но это меня почему-то не радовало. Четыре года я, периодически пропуская пару-тройку месяцев, пытался заставить себя полюбить небо и эту тяжелую и неудобную конструкцию, именуемую дельтапланом. Как там Леонтьев пел в своей небезызвестной песне? «Как приятно и легко моим плечам»... Встречу - побью.