Сергей Дунаев - АГИНК. Исповедь никчемного человека. Фантастика

И вот я смотрю на людей в белых халатах вокруг белая комната, стоять какие-то приборы (предметы). Стол, на котором лежит человек (существо). Сверху висит огромная лампа (предмет излучающий свет, зачем? и так, светло и все видно). Мне было так не понятно. Что же они так быстро бегают, суетятся.

И тут боль. Боль пронзила меня как колом, от пятки до головы и ударила в черепную коробку изнутри (если можно так выразиться). Еще боль. Я заорал и открыл глаза. Ракурс моего виденья резко сменился. Я видел перед собой наклонённое лицо доктора в очках и маске. Стало на много темнее, а свет, который падал сверху мне в глаза, слепил.

Стало тяжело. На меня как будто давили, сковали, зажали в тески, поместили в маленькую клетку. Все болело.

Доктор произносил не понятные звуки. Постепенно я стал понимать его речь.

– как себя чувствуешь. Что болит? – сказал доктор.

– все – ответил я, и стал отключаться.

Последнее что, я услышал от доктора, это фраза

– в его положении это нормально

И провалился в забытье.

Очнулся я, в палате. Весь загипсованный, привязанный к койке. Шевелится, не мог. Из-за гипса и каких-то приспособлений, да мне и не разрешали. Сказали:

– если хочешь жить, надо терпеть.

И теперь я мог смотреть только в потолок. Конечно, я мог покосить зрение в сторону. Но это было неудобно, и уставали глаза.

Были расспросы, врачей, родителей, приходил следователь. Я, конечно, рассказывал все. Только умудрённый ранним опытом, я ничего не говорил про то, что я видел в комме. Я не хотел, чтобы меня, сочли дурачком. А говорил следующие:

– играли в футбол, не посмотрел на дорогу, выбежал, и все. Помню удар, и я уже, в больнице. Я виноват, не наказывайте, пожалуйста, водителя.

Про то, что я видел, не говорил, даже маме, которая часто сидела возле койки и плакала. Позднее она призналась мне, что врачи сказали ей:

– он, не жилец. Травмы, полученные при аварии, не совместимы с жизнью. И, если выживет, что маловероятно, он останется инвалидом. И готовьтесь из-под него, выносит утки. У него отбиты все органы. И вообще странно, что он жив. Мы, не думали даже, что сможем его реанимировать. И то, что он сейчас жив, для нас шок, загадка природы, не объяснимый факт. Он не должен сейчас жить.

Представьте себе такое услышать, родителям.

Ко мне и правда часто приходили какие-то профессора, шишки наук, и что-то меж собой шушукались, и меня с интересом разглядывали, и расспрашивали.

Конечно мне, ничего никто не говорил. А только подбадривали и говорили:

– держись, ты же, мужик. Ты выкарабкаешься. Ты родился в рубашке, вон какой живучий. Все будет хорошо. Еще бегать будешь о-го-го как.

Я лежал так, шесть месяцев. Это была пытка, ад, такого не забудешь никогда. Все болело, ныло, немело. Постоянное онемение через определенное время, становится пыткой. У меня отекало тело от однообразного положения. Время остановилось, смешалось, и я не понимал, что сейчас идет день или ночь. Я смотрел в потолок без перерыва. Единственное что я мог делать, это думать.

И, я, думал.

Думал я, о свете. Который видел, уже не первый раз. Это было единственное, что объединяло два случая произошедших со мной. Все остальное было разное. Почему меня в этот раз, не пугал этот мир, когда я очнулся, а в первый раз мне, мир казался страшным, не моим. Может быть, я был тогда ещё малышом? И почему сейчас, я помню, что было со мной в коме, а в первый раз, нет.

– да мир какой-то странный. Взрослые говорят нам, как он устроен, что надо делать, как себя вести. А сами ничего не знают о мире, в котором живут – думал я – они делают все не так. Все шиворот навыворот. Как тут можно разобраться ребенку? Эх, мне бы знаний, побольше!

Но мои раздумья прерывала боль, которая была во всем теле. Я не мог даже шевелиться, чтобы себе помочь. Изменить положение на пример. И этот, ад, мешал мне думать, я не мог сосредоточиться.

– надо учиться, не замечать боль. Как йоги – думал я.

И стал тренироваться.

Я пытался не замечать боль. Отвлекая свой разум от боли чем-то, приятным. Думал я, о велосипеде, о том, как я купаюсь в речке и о многом другом. Это плохо работало. Тогда я начал громко говорить, всякую чушь, вслух. Заглушая при этом боль и чем сильнее боль, тем громче я ору. Это работало. Хоть и не сказать, что, совсем хорошо, но лучше, чем ни чего.

– ты что орешь – спрашивали ребята по палате – может позвать врача.

– не надо. Это я специально чтобы не чувствовать боль. Так мне легче. А врачи, что они сделают – отвечал я.

– тогда хоть песни пой. Так прикольней будет. И это, пой только днем. Ночью не надо – сказал сосед по койки.

– хорошо – ответил я

Так медленно и нудно тянулись дни.

И вот, я, на велосипеде. Лечу по деревни. Вот речка, в ней купаются мои друзья. Махают мне, и зовут купаться.

Тряска. Боль. Не понимая еще, что происходит, я кручу головой, пытаясь понять, что за землетрясение. Передо мной стоит наклоненный доктор, и меня трясет.

– бур… бар… бур – сказал доктор

– что, что? – спросил я

– я спрашиваю, что с тобой. У тебя что-то болит – повторил доктор

– О…… – обиженно застонал я – в коем веке отключился. Затихла боль, а вы, меня опять разбудили. Я просто заснул. А теперь, что мучатся опять. Садисты! – и отвел взгляд.

– Ага! – сказал сосед по койки – спал, он! С выпученными глазами. Ты лежал как труп! Мы испугались и позвали врача.

– м…м… – промычал доктор, отошел к медсестре и что-то тихонько сказал.

Медсестра ушла. И быстро вернулась. Сделала укол, и я заснул.

В дальнейшемем, так качественно, отключатся, у меня не получалось. Я не мог понять почему. Сколько я не бился над этим, все бес толку. Время остановилось. Я уже ни понимал где реальность, а где бред. Все было как в тумане. Иногда выныривал из своего бреда и опять проваливался.

Часто умолял меня, убить. Я это говорил свой маме, врачам, которые ко мне приходили и даже подговаривал своих товарищей по палате. На что они шарахались от меня и говорили:

– Ты псих.

Но всему когда-то приходит конец. Вот, и у меня он, настал.

И на моей улице случился праздник. Загорелся луч надежды.

Как-то утром заходит врач и говорит:

– сегодня мы будем снимать с тебя гипс. Ходить тебе пока рано, но уже сможешь шевелиться. Как ты хотел – и ушел.

Моей, радости не было придела. Я плакал от счастья и ждал, когда меня повезут в операционную.

Когда же с меня сняли гипс. Я почувствовал облегчения, и по телу бежало, не описанное блаженство. Примерно такое же, как вам делают расслабляющий массаж. Наконец я мог перевернуться набок, почесать ногу и даже сидеть. Правда, еще только полусидя, врачи, разрешали только так. Но это уже была свобода. Жизнь забрезжила снова красками. Первое время мне хотелось отдохнуть. Ведь я был вымотанный. И я спал. Спал я, так сладко, и долго. Что мои товарищи по палате удивлялись: