Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира

– Эй, Энгельберт, знаешь, как техники называют предсветовые реакторы?

– Нет.

– «Адовы пасти»… – с широкой удовлетворенной улыбкой сообщил тот.

– Шайка безбожников, – сердито проворчал Энгельберт.

Танкред продолжал набивший оскомину инструктаж:

– Заняв горизонтальное положение на койке, подключите два электрода, которые находятся в отделениях с пометкой ECG слева от спального места. Один вы прикрепляете в области сердца, другой слева в паху…

– Хм… простите, господин лейтенант, – снова прервал его тот же солдат. – Пах – это ведь под мышкой? Верно?

На этот раз хохотом разразилась вся каюта, и Танкред сделал глубокий вдох, чтобы не взорваться. Он подошел к слегка заторможенному парню, который отступил на шаг, увидев, как этот здоровяк с раздраженным видом надвигается на него. Танкред взял его за руку и приложил ладонью к тому месту, где смыкались ляжка и живот:

– Это тут, солдат!

В этот момент в каюту влетел запыхавшийся от бега адъютант и окинул взглядом помещение. Пытаясь перекрыть гвалт, он прокричал:

– Лейтенант Танкред Тарентский! Будьте любезны!

Тот, услышав свое имя, обернулся:

– Чего тебе, христианин?

– Лейтенант, меня послал за вами ваш дядя, сеньор Боэмунд. Он желает, чтобы вы немедленно пришли к нему.

Танкредом мгновенно овладело раздражение. Он взошел на корабль уже сорок восемь часов назад, а дядя изыскал возможность вызвать его только за сорок пять минут до отлета.

– Сейчас? Ты уверен?

– Да, господин лейтенант. Он ждет вас у входа в гексагон.

Значит, у входа в сектор их кают. Не так уж далеко, это не займет слишком много времени. Он обернулся и подозвал старшего прапорщика Юбера, следующего по старшинству в подразделении после него самого:

– Мне нужно отлучиться ненадолго, старший прапорщик. Замените меня и повторяйте инструкции, пока не будете уверены, что все их действительно поняли.

– Слушаюсь, мой лейтенант, – кивнул Юбер.

– Отлично, иду, – сказал Танкред адъютанту.

Они двинулись по коридорам, петляющим между общими каютами шестигранника, кое-как пробираясь сквозь бурлящую там толпу солдат. Боэмунд поджидал их у входа в отсек, стоя у перил и рассеянно следя за суетой на внутренней палубе. Казалось, он не обращал внимания на удивленные взгляды пробегающих мимо солдат, не ожидавших увидеть столь высокопоставленное лицо в месте своего расквартирования.

На первый взгляд сложно было уловить хоть какое-то родственное сходство между ним и Танкредом – настолько разными были эти двое мужчин. Но если приглядеться внимательней, становилась заметна та же решительность во взгляде, та же сдержанная свирепость, которая и сделала из них знаменитых воинов.

Несмотря на седеющие волосы и легкую склонность к полноте, в свои сорок пять Боэмунд оставался благородным воином, выглядящим весьма внушительно в облегающем мундире и коротком плаще сицилийских нормандцев. Едва заметив Танкреда, он, распахнув руки, как для объятия, всем телом развернулся к нему и широко улыбнулся:

– Танкред, наконец-то! Рад тебя видеть.

Он дружески потряс его за плечи, однако от крепких объятий воздержался. Боэмунд всегда держал племянника на определенной дистанции и, несмотря на связывающие их тесные узы, так и не стал ему по-настоящему близким человеком.

– Дядюшка, я тоже рад вас видеть. Уж и не думал, что до отлета представится такой случай.

– Да, знаю, мне следовало бы заглянуть к тебе раньше, но, как ты сам понимаешь, у меня было много работы на корабле в связи с последними приготовлениями. Совет крестоносцев требует постоянного внимания.

– А, так сеньоры уже начали проводить совещания?

– Разумеется. С первого дня, едва взошли на борт. Чтобы собрать Совет, Петр не стал дожидаться, пока выступит со своей проповедью.

– Вы слушали его сегодня утром?

– Хм… нет. Я был занят. Как раз в это время мне пришлось отвлечься на решение одного безотлагательного вопроса. – Он подался вперед, чтобы быть к Танкреду поближе, и понизил голос: – Однако, откровенно говоря, мне и необязательно было присутствовать, чтобы знать, о чем пойдет речь. Его магическая сила, так действующая на толпу, всегда обходит меня стороной. Проповеди Петра обычно оставляют меня безучастным и даже имеют неприятную особенность нагонять на меня тоску. Слишком много поучений, призывов гнева Божьего и упоминаний всех святых подряд по христианскому календарю. Я, Танкред, искренне считаю, что война, какой бы священной она ни была, выигрывается на поле боя и благодаря хорошей стратегии.

Танкред про себя отметил, что отреагировал так же, но по другим причинам. Дядю смущала не столько форма высказываний, сколько их расхождение с чисто военным подходом. Что и неудивительно – Боэмунд всегда был прагматиком, и какому-либо обстоятельству следовало превратиться в реальное препятствие, чтобы привлечь его внимание. В своих проповедях Петр Пустынник мог распинаться как угодно, лишь бы это не мешало военачальникам вести боевые действия по своему усмотрению.

Дядя взял его под руку, и они сделали несколько шагов, продолжая беседовать.

– А как твои родители? – продолжил Боэмунд. – Я не связывался с ними вот уже несколько месяцев, думаю, сестра наверняка заклеймила меня позором!

– Вряд ли, – с легким смешком ответил Танкред, – она привыкла. Сейчас у них все нормально, но чуть больше месяца назад у отца был приступ, который отправил его на неделю к госпитальерам.

– Приступ? Но все обошлось?

– Да. Они провели ему клеточную реконструкцию, и, по его собственным словам, теперь ему кажется, будто у него сердце двадцатилетнего!

– Реконструкцию? Проклятье, это же стоит целого состояния! Разве имение приносит такой доход?

– Хм… на самом деле пришлось частично взять под залог в аббатстве Жюмьеж.

Боэмунд резко остановился:

– Брать под залог? И к тому же в аббатстве? Какое безумие! Вам ни в коем случае не следовало на это соглашаться.

– Отец был в критическом состоянии, у нас не было времени искать другой выход.

– Бог мой, нужно было обратиться ко мне, Танкред! Я бы обязательно помог.

– Знаю, дядя. Но мать не захотела, для нее это вопрос принципа.

– Пошла она к дьяволу со своими принципами! Она всегда считала делом чести со всем справляться самой, не обращаясь ни к кому за помощью. Благородная позиция, пока она не заставляет закладывать фамильное имение! Это часть твоего наследства, Танкред, ты хоть отдаешь себе отчет?

Танкред прекрасно отдавал себе отчет. На самом деле он пытался переубедить мать, но безрезультатно. Он знал, что следовало проявить больше твердости и что, когда отца не станет, именно ему придется взять на себя бразды правления кланом, а значит, он должен быть к этому готов. Но долгие годы военной службы, проведенные вдали от семьи, зародили в нем смутное ощущение некоторой утраты законности своего положения как владельца и наследника. От этого он терялся, как если бы упрекал самого себя в том, что не выполняет обязательств, которыми его никто на самом-то деле и не наделял. Наверняка эти чувства отразились у него на лице, потому что Боэмунд внезапно смягчился.